Третья промышленная революция - читать онлайн книгу. Автор: Джереми Рифкин cтр.№ 3

Часы показывали 5:00, я занимался на тренажере «беговая дорожка» и вполуха слушал ночные новости по кабельному каналу, когда прозвучало сообщение о новом политическом движении под названием «Чаепитие». Я сошел с тренажера, не уверенный в том, что правильно расслышал. На экране толпа разгневанных американцев среднего возраста размахивала желтыми флагами с надписью «Не наступай на меня» и эмблемой в виде свернувшейся кольцом змеи ^[3]. Некоторые совали прямо в камеру плакаты с лозунгами «Нет налогам без представительства» ^[4], «Закрыть границы» и «Изменение климата — надувательство». Репортер, слова которого тонули в скандировании, говорил что-то о спонтанном движении низов, распространяющемся подобно пожару по стране, о протестах против большого правительства в Вашингтоне и о либеральных политических карьеристах, заботящихся только о собственном обогащении за счет избирателей. В увиденное и услышанное трудно было поверить. Это походило на перевертывание с ног на голову того, что я организовал почти четыре десятилетия назад. Что за шутки?!

На календаре было 16 декабря 1973 г. С самого рассвета сыпал снег. Пронизывающий ветер дул прямо в лицо, когда я подходил к Фэнл-холл ^[5] в центре Бостона. В этом месте когда-то собирались активисты и радикалы вроде Сэма Адамса и Джозефа Уоррена, выступавшие против колониальной политики короля Георга III и его корпоративных эмиссаров, самым ненавистным из которых была Ост-Индская компания.

Город сидел без топлива уже не первую неделю. Обычно плотный поток машин заметно поредел — на многих заправках кончились запасы бензина. Там, где они еще оставались, выстраивались длинные очереди, и, чтобы заправиться, приходилось стоять час, а то и больше. Счастливчиков, сумевших найти бензин, обескураживала его цена. За короткий срок она удвоилась, и в стране, которая до того была крупнейшим производителем нефти в мире, это вызывало состояние, близкое к истерии.

Реакция общества была понятной, учитывая богатые запасы нефти в Америке и ее способность массово производить доступные автомобили для неугомонных, склонных к перемене мест людей, которые вывели США на командные высоты и сделали их ведущей сверхдержавой в XX веке.

Удар по нашему чувству национальной гордости был нанесен неожиданно. Два месяца назад Организация стран — экспортеров нефти (ОПЕК) наложила нефтяное эмбарго на США в ответ на решение Вашингтона о поставке военной техники Израилю во время Войны Судного дня. «Нефтяной шок» быстро охватил весь мир. К декабрю цена на нефть подскочила с $3 за баррель до $11,65 . Паника царила везде, от Уолл-стрит до самого заштатного городка.

Первым и самым очевидным признаком новой реальности стали автозаправки. Многие американцы были уверены, гигантские нефтяные компании просто пользуются случаем и вздувают цены, чтобы погреть руки. Среди автомобилистов в Бостоне, да и по всей стране, быстро росло недовольство. Таким был фон, на котором разворачивались бурные события 16 декабря 1973 г. в Бостонском порту.

В этот день отмечали двухсотлетие Бостонского чаепития, судьбоносного события, ставшего результатом возмущения действиями британской короны. Тогда на волне недовольства новым налогом на чай и другие продукты, экспортируемые в американские колонии метрополией, Сэм Адамс организовал толпу протестующих, которая сбросила в Бостонскую гавань груз чая. Лозунг «Нет налогам без представительства» быстро превратился в боевой клич радикалов. Этот первый акт открытого неповиновения британскому правлению положил начало череде ответных мер со стороны монархии и контрмер со стороны ее 13 колоний, которая закончилась принятием Декларации независимости в 1776 г. и революционной войной.

Волна возмущения действиями гигантских нефтяных компаний нарастала на протяжении нескольких недель до знаменательной годовщины. Гнев американцев вызывали ничем не оправданные, по их мнению, цены, устанавливаемые бессердечными глобальными компаниями. Их действия угрожали тому, что американцы считали таким же основным правом, как свобода слова, свобода печати и свобода собраний, — праву на дешевую нефть и на пользование автомобилями.

Мне тогда исполнилось 28, и я был молодым активистом, воспитанным на выступлениях против войны во Вьетнаме и на движении за гражданские права 1960-х гг. Годом ранее я создал национальную организацию, Народную комиссию по двухсотлетию, в противовес официальной Американской комиссии по двухсотлетию, учрежденной администрацией Никсона для реконструкции исторических событий, которые предшествовали подписанию Декларации независимости в 1776 г.

Идея альтернативного празднования захватила меня отчасти из-за углубления расхождений во взглядах с коллегами по движению «Новые левые». Мое детство прошло в рабочем квартале на южной окраине Чикаго, я рос в окружении лавочников и механиков, полицейских и пожарных, людей, которые работали на чикагских скотобойнях, железнодорожной станции и окрестных металлургических заводах, — патриотизм у меня в крови. В этом квартале на каждом крыльце развивался американский флаг. Там каждый день был Днем флага ^[6]. Я воспитывался на «американской мечте» ^[7] и преклоняюсь перед идеями отцов-основателей — Томаса Джефферсона, Бенджамина Франклина, Томаса Пейна, Джорджа Вашингтона — небольшой когорты революционных мыслителей, которые посвятили себя борьбе за неотъемлемое право человека на жизнь, свободу и счастье.

Многие мои друзья по движению «Новые левые» были выходцами из более обеспеченных слоев и росли в элитных пригородных анклавах. Несмотря на глубокую преданность идеям социальной справедливости, равенства и мира, они все чаще черпали вдохновение в зарубежных революционных движениях, особенно в антиколониальной борьбе после Второй мировой войны. Я помню бесконечные политические собрания, на которых превозносились идеи Мао, Хо Ши Мина и Че Гевары. Все это было странным для меня, выросшего в уверенности, что именно американские революционеры вдохновляли антиколониальную борьбу в мире на протяжении последних двух столетий.

Празднование двухсотлетия независимости открывало перед молодым поколением уникальную возможность вновь почувствовать радикальный посыл Америки, особенно когда в официальных мероприятиях Белого дома, контролируемых президентом Никсоном и множеством коммерческих организаторов, акцент сместился на монархические привилегии аристократии, хотя чувство экономической и социальной справедливости больше подходило тем героям Америки, которых собирались чествовать.