Правда, в последние годы они опять сблизились. Во многом благодаря детям. Николь всегда с удовольствием приглашали погостить, и Мария никогда не слышала о том, что кто-нибудь пытался купить у них дом.
Пока Мария готовила ланч, Себастиан увел Николь в гостевую комнату. Они вместе приготовили постель в маленькой уютной голубой спальне и немного ее проветрили. Глядя на пустую кровать, он пожалел, что не купил Николь каких-нибудь игрушек. Придется отложить это до следующего похода в магазин. Ей предстоит пробыть здесь какое-то время. Тут пришла Мария и сказала, что ланч готов, и они вместе отправились на кухню.
Поев фрикадельки с макаронами, они уселись в гостиной. Мария достала блокнот и купленные Себастианом новые фломастеры. Николь сразу принялась рисовать.
Себастиан наслаждался. Как приятно было ненадолго отключиться от внешнего мира, посидеть у себя в гостиной и позволить себе расслабиться. Подошла Николь и положила ему на колени рисунок. Отключаться от мира больше было нельзя. Требовалось заняться закрытым миром, который находится на пути наружу.
И какой это мир!
Маленькая девочка в большом лесу.
Могучие деревья, вокруг очень темно.
Узкие тропинки и маленькие ножки.
Николь усердно рисовала рисунок за рисунком. Она действительно включилась в работу. Хотя, по сути дела, на каждом листе повторялся тот же сюжет, казалось, что с первых неуверенных штрихов в Турсбю потребность Николь выразиться значительно возросла.
Себастиана не могла не тронуть проступавшая перед ним беззащитность. Девочка одна в лесу. Бегство. Он видел по Марии, что ей еще труднее смотреть на рисунки. С каждым завершенным рисунком и с каждым новым начатым, глаза женщины все больше наполнялись слезами. Повторение показывало рубцы, которые Николь необходимо залечить. Она, казалось, зациклилась на лесе. Мария, похоже, подумала то же самое, потому что она наклонилась вперед и коснулась руки дочери.
– Я тебя больше никогда не оставлю, – нежно произнесла она.
– Ты все делаешь здорово, Николь, – сказал Себастиан, стараясь придать голосу максимум уверенности. – Продолжай рисовать лес, но помни, что ты уже не там.
Он поднял последний рисунок, который девочка положила ему на колени, и посмотрел на него. По-прежнему темный лес, но на одном краю картинки просматривалось нечто другое.
Контуры дома. Белого двухэтажного дома. Себастиан узнал его.
Она уже больше не бежит по большому лесу.
Она возле дома.
Дома, где все началось.
Торкель постучался к Бенгтссонам, и когда те открыли, объяснил цель своего визита. Ему нужно еще немного поговорить с ними об убийстве Карлстенов, а приехавшим с ним полицейским – провести у них обыск. Реакция оказалась ожидаемой. Первым делом ему задали вопрос, могут ли они посмотреть ордер на обыск.
Нет, не могут, поскольку у Торкеля его нет, потому что он не требуется. Только в американских фильмах приходится размахивать документом, чтобы получить возможность войти и провести обыск.
Но если у них нет бумаги, имеют ли полицейские право на такие действия?
Да, объяснил Торкель, Процессуальный кодекс, глава 28, параграф 1 дает им такое право.
Тогда Кент и Гунилла Бенгтссоны отступили в сторону со слегка растерянным выражением, какое Торкель часто видел у людей, вынужденных впускать незнакомцев, которые собираются перекопать весь их дом. Не особенно приятное событие.
– Не могли бы мы где-нибудь сесть и поговорить? – любезно спросил Торкель и практически втащил супругов Бенгтссон в дом.
Они очутились на кухне. Гунилла предложила ему кофе, но Торкель отказался. Кухня была маленькая, но уютная. Светлые, на вид новые шкафчики из березовой фанеры, но старый поцарапанный ламинат с зазубринами на длинной столешнице, заканчивающейся индукционной плитой. Серо-зеленый пластиковый пол, который кое-где настолько износился, что образовались небольшие ямки. Казалось, будто в маленькой кухне пересекаются две разные временные линии. Такое же впечатление, насколько помнилось Торкелю, возникало у него и в гостиной, где он беседовал с супругами в прошлый раз. Тогда он сидел на современном трехместном диване перед старым телевизором, вероятно, сохранившимся со времен Хюланда
[13]. Казалось, будто супруги Бенгтссон обновляли интерьер случайным образом: например, крутанув бутылку и избавляясь от того, на что она указывала.
– Почему вы ничего не сказали о шахте? – спросив Торкель, рассказав о том, что им удалось узнать в течение дня.
Супруги переглянулись, как показалось Торкелю, с беспокойством.
– Это было довольно давно, и мы об этом не подумали, – ответила Гунилла.
– Не подумали о том, что из-за убитой семьи вы лишились миллионов?
– Вообще-то я об этом подумал, – признался Кент. – Но что-либо говорить показалось глупым. Я имею в виду, что это только навлекло бы на нас подозрение.
– То, что мы узнали об этом другим путем, едва ли помогло ослабить подозрение.
Кент пожал плечами с видом, который мог означать: они надеялись, что полиция никогда ничего не узнает о рухнувшей сделке.
– И мы не злились на Карлстенов, – добавила Гунилла. – Это дом родителей Кента. Нам было непросто решиться продать его, зная, что его просто снесут.
– Нам здесь хорошо, – вставил Кент, поднял голову и честным взглядом посмотрел в глаза Торкелю. – Конечно, мы говорим о больших деньгах, но деньги – это еще не все.
– Но вы согласились на продажу.
Бенгтссоны опять переглянулись. На этот раз у Торкеля возникло ощущение, что они разделяют чувство стыда. Гунилла осторожно накрыла рукой руку Кента.
– Да, согласились, – кивнул он. – Все говорили, что глупо упускать такой шанс. Что за эти деньги мы сможем купить, по большому счету, все что угодно.
– Но когда Карлстены отказались и ничего не получилось… – продолжила Гунилла так, как делают только давно женатые люди. Торкель ни с одной из своих жен так и не достиг такой стадии взаимопонимания.
– …мы остались даже довольны… – сказал Кент.
– …испытали облегчение… – добавила Гунилла.
– …будто решение приняли за нас, – закончил Кент и умолк.
Торкель понимал их. Часто хочется контролировать ситуацию и решать самому, но иногда приятно, когда решение принимает кто-то другой, а ты можешь просто откинуться на спинку и сказать, что у тебя не было выбора. Так проще. Особенно в ситуациях, когда тебе подходят оба варианта. Или ни тот, ни другой.
Приглашенным полицейским по-прежнему оставалось много работы с обыском дома, но Торкель был почти уверен, что они ничего не найдут. Ничто в их поведении, жестах или интонациях не указывало на то, что супруги Бенгтссон солгали о своих чувствах относительно продажи дома или семьи Карлстен.