Я заглянула в график прокурора и с интересом посмотрела на него.
– Ну и что? – нетерпеливо спросила я.
– В кабинете никого не было в течение очень короткого промежутка, около минуты. Да… Потом он уже не мог отпереть дверь. Даже запереть её мог только тогда, когда там никого не было, и трудно допустить, что он так удачно выбрал эту минуту. Разве что сам сидел в кабинете…
– Витек или Збышек?..
– Руководителя мастерской видела секретарша. Он мог бы выйти из кабинета, а затем вернуться через приёмную, но здесь был риск: в приёмной мог кто-то находиться, кто засвидетельствовал бы, что в это время никто не выходил, а следовательно, должен был выйти через кабинет. Нет, это ерунда, впрочем, он рисковал и в другом случае, могла войти секретарша, которую удивило бы его отсутствие… Напротив, другой, главный инженер, был один в кабинете, мог запереть дверь, выйти, увидеть, что приёмная пуста… У него был доступ и к ключу…
Збышек! Я не могу спасти Збышека! Это меня ужасно расстроило.
– Я ведь уже говорила вам! Говорила, что всё указывает на невиновного человека!..
– Откуда вы знаете, что он невиновен?
– Знаю! Знаю точно! Впрочем, вы меня прервали. Если убийца разговаривал в конференц-зале с жертвой, а Збышек их слышал, то уже поэтому он не мог быть убийцей!
– А кто сказал, что он действительно слышал? На каком основании мы должны в это верить? И кто сказал, что именно тот, кто разговаривал, – убийца?
– Не знаю, Боже мой, меня это не интересует! Говорю вам, что это не Збышек, голову даю на отсечение! Я предупреждала, что вся моя надежда на вас! Сделайте что-нибудь, он невиновен, ищите эту тряпку от дырокола! Прижмите Витека, он врёт с этим ключом… не знаю, что ещё сделать!!!
– Я вижу, вы очень горячо защищаете этого главного подозреваемого, – язвительно сказал прокурор.
– Потому что это единственный порядочный человек в нашем бюро! Он не делал этого, это исключено! Боже мой, неужели дойдёт до того, что я сама вынуждена буду вести это чёртово расследование!
– Счастливый человек, за которого так борется женщина…
– Лучше не нервируйте меня!..
В дальнейшем ходе беседы я дошла до такого состояния, что начала возводить напраслину на всех подозреваемых и не подозреваемых сослуживцев, выдумывая невероятные глупости, только чтобы отвратить его внимание от Збышека. Результат был совершенно обратный. Прокурор с явным удовольствием разбивал мои аргументы, выдвигая против Збышека неопровержимые доказательства его вины.
– Вас, видимо, многое связывает с этим паном, – сказал он любезно, но и ядовито одновременно, приглядываясь ко мне с большим интересом. Я, должно быть, действительно представляла собой необыкновенную картину: красная, растрёпанная, разгневанная, испачканная графитом от карандаша, демонстрирующая полную невменяемость. Мне хотелось в ответ сказать ему только одно слово – короткое, сжатое и нецензурное, но я, к счастью, воздержалась от такого поступка и вместо этого закричала:
– Но он смертельно влюблён!.. – и остановилась. Лояльность по отношению к Збышеку была даже сильней, чем гнев.
– В кого? – сразу же спросил прокурор.
– В одну женщину, – хмуро ответила я. – Не в меня, уверяю вас. У него роман с женщиной, который длится уже давно, а я просто им покровительствую. А с ним меня связывает платоническая симпатия и взаимное доверие.
Теперь прокурор смотрел на меня так, как будто я окончательно сошла с ума.
– Он влюблён в другую женщину, а вы так его защищаете?! Прошу прощения, но я этого не понимаю.
– Ну и не понимайте. Я вижу, что человеческие чувства вам совершенно недоступны.
– Напротив, человеческие чувства мне хорошо известны, именно поэтому я и не понимаю.
– Ну, значит, я существо нетипичное. И что, вы меня за это посадите?
– Вас – нет, но, может быть, этого пана…
И всё-таки в прокуроре было какое-то обаяние и незаурядный подход к женщинам, потому что он сумел снова привести меня в нормальное состояние. Ещё раз коротко мы суммировали с ним все выводы. Подозреваемых до сих пор было восемь человек, из них двое, по моему мнению, исключались по психологическим мотивам, двое – в результате деликатных наблюдений, а один не имел повода. Восьмой подозреваемый, Веслав, вообще не умещался в моей голове.
Наверх я вернулась в непонятном настроении. С одной стороны, я была подавлена всеми этими расследованиями, но с другой – красота прокурора, внимание, оказываемое мне, значительно поднимали мой дух. Поднявшись, я попала прямо на собрание, которое Витек устроил в центральной комнате.
Я уселась рядом с Алицией и, прежде чем успела отдышаться, услышала от неё сенсационную информацию.
– Я осчастливила их, – удовлетворённо заявила она. – Они роются в унитазе.
– Господи! Зачем?! С ума сошли?!..
– Нет, но раз они задают глупые вопросы, то слышат и глупые ответы.
Оставшись в мастерской, капитан, видимо в состоянии последней степени отчаяния, задал Алиции пагубный вопрос, а именно: он хотел узнать, не произошло ли в мастерской что-либо необычное со времени открытия убийства.
– Кроме того, что забило дамский туалет, я не заметила ничего особенного, – беспечно сказала Алиция, после чего дала им исчерпывающую информацию относительно нашего санитарного оборудования. Тот факт, что забило дамский туалет, вовсе не являлся чем-то из ряда вон выходящим, это происходило довольно часто: достаточно было выбросить туда огрызок яблока, как удобствам приходил конец.
Выслушав эту информацию, капитан ощутил, по-видимому, внезапный прилив бодрости, вызвал подкрепление и, при помощи пани Глебовой, приступил к основательной чистке канализационного оборудования. Пани Глебова была в восторге, что хотя бы раз в жизни ей поможет полиция, потому что иначе ей пришлось бы заниматься этим одной. Иных результатов, кроме того, что осчастливлена пани Глебова, Алиция пока не знала.
– Я, случайно, вам не мешаю? – ядовитым шёпотом спросил Витек, потому что мы вели разговор, не обращая ни малейшего внимания на то, что собрание уже началось.
– Нет, что вы! – ответили мы любезно, но разговаривать перестали, так как собрание обещало быть интересным.
Витек произнёс великолепную речь, обрушившись драматичным шёпотом на наши ошибки и проступки. С болью заклеймил падение дисциплины, особенно обозначившееся после преступления, что, по его мнению, было абсолютно недопустимо.
– А он хотел, чтобы мы начали стремительно работать от волнения? С этими ментами на шее? – с горечью прошептал Влодек.
– Вы знаете ситуацию, – болезненно журчал Витек. – Именно теперь у нас появился шанс спасти мастерскую. Мы получили новый заказ на три миллиона злотых…
– Это будет халтура, а не заказ, – проворчал Стефан, сидящий около нас на столе.