— Я уже говорила, что не видела преступника, — сказала она.
— Мне не говорили, я по другому делу. Меня интересует Савелий Булыгин.
— А меня он не интересует.
— Когда ты видела его в последний раз? — неожиданно перешел на «ты» Дмитриев.
— Давно. И в последний раз.
Сима напряглась, вспомнив про телефон, который лежал у нее под подушкой. Отец вернул мобильник и даже стер сообщения, но Савелий говорил, что их можно восстановить. Полиция, сказал, располагает такими возможностями. Там у них много чего хорошего, но доверять им нельзя. Стелют мягко, а спать жестко.
— То есть между вами нет никаких отношений?
Голос у капитана Дмитриева густой, звучный, при этом тихий и мягкий. Голос этот почему-то действовал, как снотворное. Но Сима не должна расслабляться.
— Никаких, — качнула она головой.
— Савелий Булыгин обвиняется в убийстве, его ждет суд и долгий срок заключения. — Дмитриев продолжал улыбаться, но взгляд его уже сложно было назвать веселым.
Он смотрел в самую душу, выискивая на ее дне крамолу. И он мог увидеть там переживания. Сима любила Савелия и не могла не волноваться.
— Я не знаю, в чем его обвиняют.
— Возможно, это он ударил вас ножом.
— Нет! — Сима не могла в это поверить.
— Он опасный преступник, и он может угрожать вашей безопасности.
— Уходите!
— Я понимаю, вы влюблены в Булыгина, — не унимался Дмитриев. — У вас романтическое к нему отношение. Но дело в том, что Булыгин вовсе не тот человек, за которого себя выдает.
— Замолчите!
— Ему нужны не вы, а ваш отец. Если точнее, ему нужен доступ к активам вашего отца.
— Я же сказала, уходите!
— Это Булыгин… Вернее, брат Булыгина организовал покушение на вашего отца. Не повезло. И вас он не смог убить. Но он на свободе, у него развязаны руки…
— Что вам от меня нужно?
— Вы должны нам помочь найти Булыгина. Возможно, у вас есть номер его телефона.
— Нет у меня номера! — встрепенулась Сима. — И вообще, уходите! Или я сейчас закричу!
— Да, конечно.
Капитан мило улыбнулся, поднялся, пожелал скорейшего выздоровления и ушел. Вскоре появилась медсестра, сделала успокаивающий укол, и Сима заснула.
Ей приснился Савелий. Полицейские держали его за руки, тащили к машине с решеткой на задней двери, а он смотрел на Симу и кричал: «Телефон! Телефон!»
Этот крик ее и разбудил. Сима с трудом сунула руку под подушку, но телефона там не было. Она возмутилась, хотела крикнуть, но сон снова навалился на нее. Тяжелая, но мягкая волна поглотила сознание.
Голова не болела, но в ушах почему-то звенело. Не всегда, но иногда так случалось. Заложит уши и звенит в полной тишине. Врач сказал, что это пройдет. Хорошо, если не вместе с головой. Столяр нанес удар, он по-прежнему страшен и опасен.
— Миша, ты меня разочаровываешь. — Мохов с укором смотрел на Ершова.
Заместитель по безопасности у него человек первой важности, он столько знает, что порой просто оторопь берет. Страшно представить, что будет, если он начнет показания давать. А избавиться от него нереально, у него двойная или даже тройная система страховки на такой случай.
— Я же сказал, работа идет.
— Миша, мы с тобой в одной лодке. Не станет меня — не станет и тебя.
— Мы уже на последней стадии.
— На последней стадии бывает только сифилис.
— Значит, от сифилиса Столяр и умрет, — усмехнулся Ершов.
— Хотелось бы, чтобы он помучился.
— Исключено. Он умрет мгновенно… Но если ты скажешь, можно и переиграть. Но это время.
— Пусть умрет быстро.
Ершов кивнул. Судя по его взгляду, он ничуть не сомневался в том, что со Столяром будет покончено в самое ближайшее время. И ему хотелось верить.
Не зря водку называют лекарством. Вечером она успокаивает, утром обезболивает. Мама приготовила на завтрак вареники с творогом, под них Савелий накатил пятьдесят капель. Потом еще, еще… И так хорошо стало. Никаких терзаний, никаких сомнений.
— Может, хватит? — спросил Гурий.
Он и сам вчера хорошо принял на грудь, но с утра не опохмелился.
— Ну да, хватит… Последний раз, и едем Столяра «мочить»… — Савелий запнулся, осмотрелся. Мамы вроде в комнате нет, можно говорить.
— Столяр отпадает, — качнул головой Гурий.
— Почему?
— Потому что ты лыка не вяжешь.
— Зато в полном адеквате.
— Ну да.
— Давай на дорожку!
Гурий не собирался пить, но Савелия это не остановило. Он глянул на брата поверх стакана и выпил. Выдохнул, бросил в рот остывший уже вареник.
— Завтра поедем, — сказал Гурий, усаживаясь на диван.
— На Столяра?
— На Столяра.
— Пацанов жалко.
— Поверь, они тебя не пожалеют. И сына моего не пожалеют. И жену.
— Это если найдут.
— Я не хочу прятаться, — задумчиво проговорил Гурий. — Это мой город, и я буду здесь жить, а не Столяр.
— Хорошо сказано, брат! Давай за это выпьем!
Савелий слил в стакан остатки водки. Все, больше выпивки нет. Ну, так и не надо. Его уже клонило в сон, почему бы не выспаться в свое удовольствие? А завтра рано утром, со свежей головой… Да они с Гурием всех порвут!..
Он выпил, закусил, завалился на диван и, закрыв глаза, пробормотал:
— А завтра с ранья пойдем… Позвони Столяру, скажи, пусть яму себе роет. Завтра мы его закопаем.
Гурий не отзывался. Похоже, он вышел из комнаты. Савелий устало махнул рукой. Не надо никому звонить… Сам пусть звонит…
Когда позвонил полковник Пирогов, Столяр словно воочию видел его выражение лица. Недовольное лицо, но презирал Пирогов самого себя. За свою слабохарактерность. Не должен был помогать Столяру, но от судьбы никуда не денешься!
— Только давай договоримся: там женщина, ее не тронь, — сказал он.
— Юра, за кого ты меня принимаешь?
Столяр бросил взгляд на Пупыря, который уже был готов к выезду. Игорек его не поймет, если Столяр обидит мать или жену того же Гурия. Против братьев он его уже настроил, а против их родных лучше не начинать. Да и зачем лишние жертвы?
Сима улыбалась, махала рукой. Она бежала к Савелию, но почему-то не приближалась, а, напротив, удалялась.
«Савва! Савва!» — кричала она.
И голос все тише и тише. И вдруг под самое ухо: