— А я повторяю еще раз: Лев Гуров — наш лучший сотрудник, достойный офицер, в полном смысле этого слова, который не имеет ни одного, повторяю, ни одного дисциплинарного проступка. И говорить мне о том, что он из каких-то карьеристских побуждений применил оружие — это верх предвзятости и нежелания объективно оценивать данную ситуацию. Да! Как вам будет угодно! Честь имею! — Бросив трубку, он буркнул себе под нос: — В отличие от некоторых зажравшихся бездельников!
— Воюем? — с сочувствием произнес Гуров, без приглашения опускаясь в кресло. — «Лучший друг» звонил?
— Надо же, вся свора приспособленцев и бюрократов взбудоражилась: караул! Сотрудник Главка посмел применить оружие в отношении свихнувшегося подонка. Кстати, сколько там всего пострадавших?
— Убитых — четверо, раненых — пятеро, в том числе двое детей… — Лев тягостно вздохнул. — Последняя жертва — бабушка того мальчика, которого я относил к родителям. Он бы и мальчишку застрелил — уже целиться начал, гнида… Тут уж было не до политесов, надо было спасать ребенка. Меня очень интересует такой ядовитый вопрос: в чем же секрет такой феноменальной неуязвимости этого ублюдка?! Несколько лет подряд на этого Туза писались жалобы, заявления, он избил уйму людей, иных чуть ли не искалечил, его собака бесчинствовала как хотела, и — тишина… В чем секрет?
Понимающе покачав головой, Орлов саркастически усмехнулся:
— Его родной брат — депутат Госдумы. До этого был каким-то немаленьким чином в одной из районных управ. Кстати, как мне сообщали после нашего с тобой разговора, сейчас он мечется по комиссиям и комитетам Госдумы, чтобы «подстелить себе соломки». Но там тоже хватает людей и порядочных, и принципиальных. Целая группа депутатов, узнав о случившемся, уже поставила вопрос о лишении его депутатской неприкосновенности и привлечении к уголовной ответственности. Я думаю, после этой истории немало чинов потеряют и погоны, и свободу.
— Да, кстати, о чинах… — Гуров вскинул указательный палец. — Как оказалось, когда мы проводили осмотр квартиры Туза, все имеющееся там оружие — и холодное, и огнестрельное — было документально оформлено или как охотничье, или как коллекционное. По этому уроду тюрьма уже давно плакала, а он куролесил направо и налево. Правильно говорят: безнаказанность поощряет и развращает… Ну и что мне теперь? Могу ехать на рыбалку?
— Какая рыбалка?!! — возмущенно округлил глаза Орлов. — Щас! Прямо так я и прогнулся пред всякими засранцами. Мало ли кто и чего там вякнул! Значит, так! Сейчас ты мне напишешь рапорт о том, как и что произошло, я подкреплю его своим рапортом о том, что твои действия в момент того ЧП признаю грамотными и обоснованными. Сейчас пошлю стажеров на ту улицу… Как она? Лисянского? Вот-вот! Пусть встретятся со свидетелями, например, в кафе, с родителями того мальчика… Кстати, адрес их не запомнил?
— При своем-то профессиональном «несчастье», да не запомнить… — чуть заметно улыбнулся Лев. — Лисянского, сорок, квартира девяносто восемь. Семья Николая и Лидии Веселовых. Мальчика зовут Никита, его убитую бабушку — Анна Константиновна. Ну, хорошо, иду писать рапорт. В общем, я работаю и дальше, но только в «партизанском» режиме. Так?
— Да, думаю, вся эта бодяга через пару дней благополучно уйдет в никуда, — пренебрежительно махнул рукой Орлов, — Пиши, а потом поговорим о вашем расследовании. Видишь ли, у меня возникло ощущение, что кое-кто в нашем министерстве не в восторге от того, что этой работой занялись именно вы со Стасом. Мне уже позванивали на этот счет, причем с дальним заходом. Типа, а не лучше ли будет поручить расследование этого дела кому-то другому? Вон, мол, у нас происходят ЧП и куда более масштабные. Не бросить ли на эти расследования ваших корифеев сыска? А на расследование по Давишину хватит и третьеразрядного опера…
— И какова же подоплека этих «дальних заходов»? — прищурился Лев.
— Видимо, эти «кристально чистые» чины знают о Давишине то, чего не знаем мы. А будучи замаранными какими-то общими с ним делишками, боятся, что это может вылезти наружу. Отсюда у них и зуд в самых разных местах…
— Да, похоже на то! — согласился Гуров и, поднявшись, направился к дверям приемной, где в очередной раз вышедшая замуж секретарша Орлова Верочка перебирала какие-то бумаги.
— Лев Иванович, я уже наслышана о ЧП на Лисянского! — таинственно приглушенным голосом сообщила она, указав глазами на один из телефонов, — Мое вам уважение и полный респект!
Гуров на это лишь улыбнулся и кивнул в ответ. Войдя в свой кабинет, он достал несколько листов чистой бумаги и, сев за стол, начал неспешно писать, обдумывая те или иные фразы. Но через пару минут писанину пришлось временно отложить. В кабинет ураганом Катрина, разрушившим Новый Орлеан, влетел Крячко.
— Лева, ты как? Ничего? — прямо с порога обеспокоенно спросил он.
— Жив — это уже замечательно… — оторвавшись от своих эпистолярных дел, откликнулся Гуров.
— А что, ты тоже попадал под огонь? — насторожился Станислав.
— Было немножко, когда раненого оттаскивал за дерево, чтобы этот урод его не дострелил. Шмальнул, зараза, аккурат в то место, где я был всего секунду назад.
— Но уж и ты, говорят, не промазал! А что это ты пишешь?
— Как — что? — пожал плечами Лев. — Рапорт о случившемся, излагаю причины применения табельного оружия. Кстати, а ты откуда знаешь о том, что произошло на Лисянского?
— Как откуда? — саркастично хохотнул Стас. — Да вся Москва сейчас об этом только и говорит. Теперь ты — суперзнаменитость. Кто-то снял тебя с мальчиком на руках, и это видео уже ушло в Ютуб. Ну, Лева, чую, министерство теперь расщедрится как минимум на орден. Да и генеральские погоны «подгонят» — к гадалке не ходи. А что? Марии давно уже пора бы стать генеральшей. Как думаешь?
— Ну, если не посадят, то в генералы произведут как пить дать… — с авторитетным выражением лица покачал он головой, а потом, рассмеявшись, широко развел руками.
— Ты о чем?!! — Стас ошарашенно воззрился на него, словно не веря собственным ушам, — Как это — «если не посадят»?
— Да вот так! По вопросу того, что я применил оружие, будет проводиться служебная проверка. На данный момент от расследования по делу о гибели Давишина я отстранен по команде из министерства. Правда, Петро сказал, что работать хоть и по-партизански, но буду. Впрочем… Факт есть факт: «орден сутулого» мне уже вешают. Да-а-а… Схлопотал я себе «награду»…
Сокрушенно покрутив головой, Лев отмахнулся и продолжил писать рапорт. Крячко, ошалело похлопав глазами, на некоторое время словно утратил дар речи.
— Ты… не шутишь? Тебя что, и в самом деле отстранили от расследования?!! Е-п-р-с-т!!! Я охреневаю! А формулировка-то какая?
— Стас, если честно, то я не уточнял, — досадливо поморщился Гуров. — Знаешь, в народе говорят: смерть причину найдет. Да и вообще… Это не первый случай «торжества справедливости». Как говаривал ныне покойный генерал Лебедь: и стрелял — дурак, и не стрелял — дурак. Если бы я не применил оружие и этот урод убил бы ребенка, то на меня повесили бы служебное несоответствие. Видишь ли, есть счастливая категория людей, которые всегда и во всем правы, потому что ни хрена ничего не делают. Они только сочиняют бумаги о необходимости что-то улучшить, что-то ускорить, что-то расширить. А мы с тобой пребываем в несчастливой категории всегда и во всем виноватых, потому что реально работаем и имеем дело с живыми людьми, а не с бумагой. Нас с тобой сделать виноватыми — раз плюнуть. Вот пример. Ты поймал карманника за руку. Он дернулся, начал орать, что у него порвались связки, травмирован сустав. А я из тех, чья работа — только проверять и контролировать. Мне же надо показать, что и я чего-то значу, за что-то получаю зарплату? Надо. А как это сделать? Правильно, найдя в твоих действиях нарушение — произвел задержание неоправданно жестко. А за это тебе полагается взыскание, а то и судебное преследование… Разве не так?