И я была солидарна с Атеем и хотела быть равной не просто потому, что он признал меня. Хотела доказать, что я так же желала гармонии и процветания нашей империи и союзным государствам, показать, что не только понимаю всю ответственность его положения, но и готова ее разделить. Что стану лучшей женой и замечательным другом, надежным компаньоном и помощником.
— Зейн, постарайся пролить столько крови, сколько сможешь, но не переусердствуй, тебе еще портал на острова открывать. Свидетель ритуала нам не нужен.
Я прижалась спиной к Атейтаю и откинула голову ему на грудь, давая понять: игры кончились, выбор сделан.
— Вот еще свечки я не держал! — фыркнул демон и искренне, радостно улыбнулся.
— Зейн, — рыкнул Атей, сжимая руки на моих плечах.
Бедный, намучился со мной… и сколько еще помучается.
— Прошу прощения за вольность… императрица.
— Кто-то давно по голове не получал, — рассмеялась я. — Иди, пожалуйста, мне тоже пора приступать.
— Сила с тобой, — вдруг серьезно прошептал ритуальную фразу ведьм наследный принц Нижнего Мира, приложив ладонь к сердцу.
— Сила во мне и вокруг, брат.
Кажется, обратного пути уже нет. Семья у меня будет большая, разная, странная и… самая надежная.
Зейн покинул нас неслышной тенью, и я почему-то оробела, испугалась уединения с Атейтаем.
— Алиса, — прошептал он и мягко развернул меня к себе. — Ты ничего и никому не должна.
Так удивилась, что он в точности повторил фразу Сициллы, что только рот раскрыла.
— Ты можешь отказаться. Никто не осудит и не обидит, я не позволю.
— Знаю.
— Я не шучу. Это неправильно, должно быть иначе.
— Неправильно было в Нижнем Мире, когда некий Тай Авраз, скажем так, очень настойчиво предлагал свою кандидатуру, не давая никаких обещаний и не испытывая ко мне ничего, кроме похоти и страсти. — Я сжала его горячую ладонь и улыбнулась. — А сейчас я принимаю твое предложение и делаю то, что должна императрица.
Он молчал, смотрел на меня и, кажется, дышать боялся.
— Или ты отказываешься и не хочешь видеть меня своей женой?
Да что такое, еще и навязываюсь! Смеюсь, конечно: столько времени отталкивать мужчину, а теперь поставить его перед фактом — согласная я.
Как же все несуразно в моей жизни. Совсем не по правилам. Впрочем, откуда у жизни правила? Люди сами создают себе запреты и препятствия там, где они не нужны.
Атей медленно опустился на колени, продолжая держать меня за талию, смотрел с нежностью и не позволил себя остановить. В его взгляде не было ни торжества, ни сломленного духа. На колени встал уверенный в себе и своих действиях мужчина.
— Однажды ты просила склониться пред тобой. Просила, надеясь на чудо и то, что я пойму, что ты хотела этим сказать. Я был глух и слеп. Считал, что ты желаешь унизить меня, оскорбить, но и не предполагал, что сам себя унижаю. Сейчас я точно знаю, что нет ничего постыдного в том, чтобы признать свою женщину равной.
Оскорбленным был Тай Авраз, а передо мной Атей. И неважно, что это один и тот же человек. Нужно думать именно так, потому что с данной в сердцах клятвой нельзя не считаться.
— Я восхищен твоей силой и характером. Я совершал ошибки и не могу сказать, что всегда буду безупречным, однако… Я не позволю тебе быть несчастной. Я люблю тебя, девочка. И готов отказаться от всего, что дано мне от рождения. Моя жизнь — клетка, золоченая, роскошная, но все же клетка. В ней множество лабиринтов из человеческих пороков, запретов, ограничений. Ты же родилась для свободного парения, и мне не хочется стать тем, кто подрежет твои крылья. Я не смогу отказаться от тебя, это сильнее меня, но мне хватает мужества признаться, что моей жене легко не будет, пусть я всячески постараюсь оградить тебя от всего, что может причинить боль.
Я понимала, о чем говорит Атей. Огромная империя, множество людей, чужих судеб, не самых счастливых. Пускай мой избранник сильный, могущественный, но он не бог.
— Ты сделаешь меня самым счастливым мужчиной, приняв мое предложение. Однако решать нужно не из жалости и под давлением. Ты ничего мне не должна и достойна не только быть любимой, но и любить.
Говорить не могла — горло перехватило от потрясения и благодарности. За слова и чувства, за то, что понял и принял. Не осудил и даже предлагал подумать и отказаться от бремени, которое ляжет на мои плечи вместе с согласием. Я сбилась на шепот, торопилась, словно боялась, что он решит за двоих.
— Разве может любящая женщина ломать своего мужчину? Как хранительница домашнего очага может заставлять того, кому доверилась, отказываться от своей сути? Ты родился для того, чтобы править. Империя — часть тебя. Мы учимся на своих ошибках, если и падаем, встаем. Но потребуй я жизнь вдали от твоей клетки, и ты не встанешь. Ты предлагаешь сделать меня счастливой, но буду ли я радоваться, зная, что безжалостно отрезала кусок твоей души и растоптала? У меня нет той связи, что тебе дает зов огненной крови, но и без нее могу сказать, что, лишив тебя империи, нанесу страшную рану, которая вряд ли когда-нибудь затянется.
Я больше не боялась смотреть ему в глаза. Не желала разрывать зрительный контакт. Его взгляд всегда обладал особым красноречием, возможно, сейчас и мой скажет куда больше слов.
— Я, Атейтай о’Дейриц Авраз, император Авразара, призываю в свидетели богов, небо и землю, огонь и воду и клянусь, что моя любовь истинна, мои чувства глубоки и вечны. Клянусь быть опорой и защитой, преданным другом и помощником, нежным и верным любовником, достойным отцом и главой семьи. И прошу Алису Аллори, урожденную леди Миал, принять мои клятвы и любовь.
— Я, Алиса Аллори, урожденная леди Миал, призываю в свидетели богов, небо и землю, огонь и воду и принимаю данные клятвы, разделяя и любовь.
Не только жрецы Светлоокой Альири могут запустить искру божественной магии. Старинная клятва — не брачный ритуал, но, услышанная богами, может подарить чудо. Мягкий, ласковый свет окутал сначала Атейтая, потом меня. Он пронизывал каждую клеточку тела, наполняя энергией, подлечивая раны, заставляя взбодриться и чувствовать себя всемогущим существом, способным на подвиги.
Мыслить связно я уже не могла, крепко прижатая к телу любимого, опьяненная его жарким поцелуем и невероятной нежностью, желала лишь одного — начать ритуал.
* * *
Есть что-то потрясающе восхитительное в раздевании перед своим мужчиной.
Волнующее, стыдливое и горделивое. Когда я поняла, что Зейн выполнил свою часть работы, мы с Атеем смогли оторваться друг от друга. Губы распухли от поцелуев, тело мелко дрожало, желая продолжить начатое, но мы оба помнили, зачем пришли сюда.
Атей призвал свое пламя, заключив меня в огненное кольцо, и не отвлекал меня, пока я рисовала пентаграмму.