— Ты мне не противен, — произнесла, глядя в его черные глаза. Он же объяснил про таверну, значит, и я задолжала ответ. — И никогда не был тем, кто мог вызвать отвращение у леди своей внешностью. Меня отталкивало поведение и желание присвоить то, что тебе не принадлежало. А я не принадлежала, несмотря на твои титул и жгучее желание. И участь эмани пугала. Она и сейчас пугает, хотя я знаю, что ты совершил невероятное, отменив закон об их статусе. Однако… — зажмурилась на секунду, а затем, поймав взгляд собеседника, уверенно продолжила: — Благодарна тебе за то, что, несмотря на мой категоричный отказ и однозначно выказанное сопротивление, ты все равно взялся меня лечить, когда я заболела оспой. Знаю, что именно тебе я обязана не только своей жизнью, но и жизнями моих сестер по кровной клятве. К сожалению, об этом мне сказали не так давно.
— Ты вообще не должна была об этом знать. Не нужно благодарить за то, что я сделал бы в любом случае, невзирая на твои протесты или отказы. Не смог бы иначе. Твои радости и огорчения, досада или, напротив, ликование становятся моими. Я чувствую твои самые яркие эмоции и не в силах это изменить. Никто не в силах, такова природа огненной крови.
— Мне жаль…
— Алиса. — Атей сидел на расстоянии вытянутой руки и вдруг оказался совсем близко, держа мою ладонь, ногой касаясь бедра. — Как можно жалеть о чуде?
— Кто-то считает зов проклятым даром…
— Только глупцы, каким был я. Ты не ослышалась, Алиса, зов огненной крови — чудо.
* * *
Атейтай о’Дейриц Авраз
Я смотрел в пронзительно-синие глаза любимой и не мог подобрать слова. Чудо, которое раньше сам считал проклятием, рушившим все планы. Но как объяснить той, которую когда-то желал сломать, что я не просто ошибался? Что сам не понимал, какой дар приобрел? Как не показаться слабым и не отпугнуть? Быть откровенным и в то же время перестать бояться, что сказанное оттолкнет еще больше?
Никогда в жизни так не страшился, как сегодня, когда она решительно вышла из дома с плотно сжатыми губами и потерянным взглядом. Как и Алиса, я был готов обманываться и играть ту роль, которая ей больше нравилась.
Она спокойна, если рядом Атей, но сжимается при одном упоминании Тая. Когда я принимал новое родовое имя, и подумать не мог, какую роль оно сыграет в наших отношениях, но Алиайдан явно понимал больше.
И это касалось не только меня. Мы оба с Алисой запутались. И если я готов принять иную реальность, изменить свое отношение, то девушка пока не представляет ни как жить дальше, ни что ей делать со своей жизнью. Она устала и потерялась.
Проще ненавидеть и защищаться. Но что делать, когда необходимости в этом уже нет? Если больше не от кого защищаться, не от кого бежать? Она не знает и цепляется за образы из прошлого. И путается еще больше.
Потому что эти три недели изменили многое. Не только в ней, но и во мне. Если изначально я планировал завоевать ее доверие и любовь, воспользовавшись нашим сближением, то позже понял, что не смогу этого сделать. Не потому, что не хочу и мне это не под силу, а потому что отвратит ее еще больше.
И я сдерживал свои порывы, понимая, что безделушки принять она готова, но настоящие знаки внимания — нет. Она все еще ребенок, который интуитивно помнит, что родительская воля выше ее желаний. И сама же борется с собой, хотя давно выиграла эту битву.
Она привыкла думать обо мне в негативном ключе и пока не была готова к иным мыслям, даже имея перед собой доказательства другого отношения и поведения.
И я плыл по течению, становясь тем, кто ей был необходим: другом, готовым подставить плечо, существом, желавшим увидеть ее улыбку и услышать звонкий смех.
Я соблюдал дистанцию, когда отчаянно хотелось касаться нежных рук и хрупкой талии, чувствовать ее дыхание на своей коже. Скажи я, что ради нее готов отказаться от всего, напугал бы еще больше. Узнай она, как я мчусь на наши встречи, а позже возвращаюсь в империю, где постоянно вспыхивают бунты…
Сдерживать семейство Карсто становилось сложнее. Их жадность, амбиции, гнилое нутро… Все это имело под собой одну определенную цель — престол, а еще лучше мировое господство. Отец спустил собак, а расхлебывать бесчинства оставил мне и брату.
Я вздохнул, прогоняя от себя непрошеные мысли о человеческой глупости, подлости и жадности. Сейчас имело значение лишь одно: Алиса и ее чувства. Точнее — их отсутствие. И зарождение, маленький росток надежды для меня.
— Да, Алиса, зов огненной крови — чудо. — Я твердо смотрел в глаза девушки. — Будь я воспитан как демон, сэкономил бы уйму времени и не совершил бы поступки, которых стыжусь. Зов — невероятная удача для любого мужчины. Каждый из нас ищет особенную леди, ту, которая смогла бы затронуть нечто неизведанное, тайное, что прочно сидит в каждом. Уверен, ты слышала или, может, читала о мужчинах, которые влюблялись в поворот головы, тонкие запястья или хрупкую фигуру девушки, которую хотелось защитить, сберечь… А может, им стоило лишь услышать голос леди, и они теряли голову.
— Слишком сказочно, — Алиса несмело улыбнулась, — так действительно пишут в романах.
— Так есть на самом деле. Нечто, что сидит в каждом мужчине. Эмоции, дикие, необузданные, какие невозможно подавить ни доводами рассудка, ни долгом перед семьей или страной. В тот день, когда я увидел тебя впервые, одна мысль о том, что тебя коснется кто-то другой, даже просто поддержит за руку, случись тебе оступиться, причиняла боль. Впрочем, скорее меня душили ярость и гнев, а боль уже отрезвляла.
Я видел, что мои слова несколько напугали ее, но был обязан закончить, пусть и понимал, что дальнейшее собьет ее с толку, а меня вывернет наизнанку.
Но я обязан справиться, если хочу видеть Алису счастливой. Обязан переупрямить натуру демона и помочь нам двоим обрести иной путь. Я мужчина, это мне пристало исправлять ошибки, не перекладывая их на хрупкие плечи хоть и очень сильной ведьмы, но все же леди.
— О зове: у него не случается ошибок. Ты и сама уже знаешь, кровь не умеет лгать. Каждому хочется любви, неважно, мужчина ты или женщина. Все мы живем и дышим ради одного — быть любимым, быть нужным и понятым. Именно это и дарит зов демону. Дает надежду, а затем и уверенность, что одному человеку мы всегда будем необходимы и он не отвернется и поймет с полуслова все, что демон желает сказать. Зов сминает границы, не давая мужчине права пройти мимо или как-то обидеть свою женщину.
Я сжал кулаки, вспоминая отца и мать. Мне не хотелось бы идти их тропой, и я готов был на все, чтобы изменить, что сам же и натворил. Знал, в чем была вина отца, понимал, что тот, даже если бы очень хотел, не смог бы стереть память прошлого из головы Вариши и уж тем более вернуть ей человека, чья смерть навсегда отвратила ее от отца. Мама не простила ему смерти подруги-ведьмы. Не простила своего заточения. Мама не простила насилия и рождения детей, которых не желала.
— Дарий за то, что сотворил с Варишей, расплатился безумием. Они разделили его на двоих, — произнес я, видя, как мнется Алиса, пытаясь сдержать слова на языке. — Не нужно бояться говорить. Император и императрица мертвы. Их история — страшный пример для слепца.