Он придет - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Келлерман cтр.№ 68

– Не припомню, чтобы я вам такое посылала – наверное, кто-то из девочек… Меня не было месяц. Ложилась на операцию.

– Жаль это слышать, Кора. Всё в порядке?

– Женские проблемы. – Она улыбнулась. – Они сказали, что все обойдется.

Выражение ее лица говорило, что, по ее мнению, «они» были низкими лжецами.

– Рад слышать.

Мы сцепились взглядами. На какую-то секунду мне показалось, что Кора опять выглядит лет на двадцать – невинной и подающей надежды. Она повернулась ко мне спиной, словно желая законсервировать этот образ у меня в голове.

– Давайте посмотрю ваше личное дело.

Кора встала, выдвинула ящик черного лакированного канцелярского шкафа и положила на стол синюю папку.

– Нет, – сказала она. – У вас все уплачено. Через пару месяцев получите извещение за следующий год.

– Спасибо.

– Не за что.

Она вернула папку на место.

– Как насчет кофейку? – небрежно спросил я.

Кора посмотрела на меня, потом на часы.

– Перерыв у меня только в десять… Но какого черта, живем только раз, точно?

– Точно.

– Дайте я только загляну в комнату для девочек и немножко освежусь.

Она взбила волосы, подхватила сумочку и вышла из кабинета в туалет на противоположной стороне коридора.

Когда я увидел, что дверь закрылась, то сразу метнулся к канцелярскому шкафу. Ящик, который она выдвигала, был обозначен «Медперсонал А – Г». Двумя ящиками ниже я нашел то, что мне требовалось. Находка сразу же полетела в старый портфель.

Когда Кора вышла – взволнованная, розовая, симпатичная и пахнущая пачулями, – я уже ожидал ее возле двери. Подставил ей руку, и она взяла меня за локоть.

За больничным кофе я слушал ее рассказы. Про ее развод – семилетнюю рану, которая никогда не заживет, – дочку-подростка, сводящую ее с ума, наступая ровно на те же грабли, на которые она сама наступала в юности, проблемах с машиной, равнодушии начальства и вообще про то, сколько в жизни всяких несправедливостей.

Это было странное чувство – впервые по-настоящему узнавать женщину, в чье тело ты когда-то входил. Современные ритуалы спаривания – это прежде всего зашифрованная словесная игра, полная недомолвок и недосказанностей, и в ее горестных рассказах было куда больше интимности, чем в банальном раздвигании ног.

Мы расстались друзьями.

– Заскакивай как-нибудь, Алекс.

– Обязательно.

Я пошел к автостоянке, дивясь той легкости, с какой мне удалось нацепить плащ двуличности. Чем я всегда перед собой гордился, так это своей безукоризненной честностью. Но за последние три дня отлично овладел искусством тайной кражи, подглядывания, умалчивания правды, беспардонного вранья и манипулирования чужими эмоциями ради собственной выгоды.

Должно быть, ко всему этому у меня давно был тайный талант.

Я поехал в один уютный итальянский кабачок в Западном Голливуде. Ресторан только что открылся, и я был совсем один в своей кабинке в дальнем углу. Заказал телятину в винном соусе, лингвини с маслом и чесноком на гарнир и бутылку «Курз».

Шаркающий официант принес пиво. В ожидании еды я открыл портфель и изучил свою добычу.

Личное дело Тоула состояло из более чем сорока страниц. Большинство из них представляли собой ксерокопии его дипломов, сертификатов и наград. Автобиография представляла собой двадцать страниц бахвальства, практически не подкрепленного научными публикациями – он выступил соавтором одного коротенького доклада, когда был интерном, и с тех пор ничего, – и заполненного в основном ссылками на всякие теле- и радиоинтервью и выступления перед активистами церковных приходов, волонтерами Ла-Каса и других подобных организаций. И все же Тоул был полным клиническим профессором в медицинской школе. Вот вам и недостаток академического рвения!

Официант принес салат и корзинку с хлебом. Одной рукой я подхватил салфетку, другой стал возвращать папку в портфель, как вдруг что-то на первой странице резюме привлекло мое внимание.

В графе «высшее образование» он указал Джедсон-колледж, Бельвью, штат Вашингтон.

Приехав домой, я позвонил в «Лос-Анджелес таймс» и попросил к телефону Неда Бьонди из редакции городских новостей. Бьонди играет там первую скрипку – низенький нервный тип прямо из «Первой полосы» ^[84]. Несколько лет назад я лечил его дочь-подростка от нервной анорексии. Журналистская зарплата – в сочетании со склонностью регулярно ставить не на ту лошадь в Санта-Анита – не позволяла ему вовремя оплачивать лечение, но девчонка действительно дошла до ручки, и я не стал муссировать этот вопрос. Ему понадобилось целых полтора года, чтобы закрыть долг. Его дочь успешно оправилась – после того как я несколько месяцев слой за слоем счищал с нее корку самоненавистничества, на удивление окостеневшую для человека всего семнадцати лет от роду. Я хорошо ее помнил: долговязую темненькую девчушку в обтягивающих шортах и футболках, которые лишь подчеркивали скелетоподобное состояние ее тела, – девчушку с пепельным лицом и тонкими, как тростинки, ножками, чьи глубокие, темные периоды задумчивого молчания иногда вдруг перемежались неожиданными всплесками гиперактивности, во время которых она была готова выступить в любом виде олимпийских состязаний на три калории в день.

Я устроил ее госпитализацию в Западный педиатрический, в котором она провела две недели. Это, плюс месяцы психотерапии, наконец-то проняло ее, позволив найти общий язык с матерью, которая была слишком красива, с братом, который был излишне атлетичен, и отцом, который был чересчур остроумен…

– Бьонди.

– Нед, это Алекс Делавэр.

Ему понадобилась секунда, чтобы узнать меня только по имени, без титула.

– Доктор! Как вы?

– Хорошо. Как Энн-Мари?

– Отлично. Заканчивает первый курс в Уитон-колледже – в Бостоне. Пока что в основном на пятерки, хотя из-за нескольких четверок тоже не паникует. Относится к себе по-прежнему слишком сурово, но вроде как понемногу приспосабливается к взлетам и падениям жизни, как вы это называете. Вес стабильно держится – ровно сто два фунта ^[85].

– Превосходно. Передавайте привет, когда будете с ней разговаривать.

– Обязательно передам. Молодец, что позвонили.

– Ну, вообще-то это нечто большее, чем диспансерное наблюдение.

– Да? – В голосе его появилась лисья острота. У того, кто зарабатывает себе на жизнь, заглядывая за запертые двери, перцептивная вигильность уже на уровне рефлекса.