Танкмар остался сидеть на корточках в луже, образовавшейся вокруг него, поджав колени и обхватив руками лодыжки. Исаак, возможно, был прав. Однако он, Танкмар, не хотел терять почву под ногами. Лучше подыхать в грязи, чем, витая в облаках, впасть в безумие.
Утром они продолжили путь. Исаак вел себя так, будто ничего не произошло. Он все еще говорил без устали, словно должен был заполнить словами время. Поначалу Танкмар еще внимательно прислушивался к нему, однако затем монологи о каролингских минускулах
[50], Renovatio Imperii
[51], об Алкуине из Йорвика и вооруженных топорами людях с севера утонули в шуме реки.
Плот внезапно налетел на труп лошади, так что Исаак уронил шест. Черную падаль пригнало сюда из-за поворота реки. При столкновении плот устрашающе задрожал, однако его конструкция выдержала это испытание. Мужчины с ужасом смотрели на проплывавшее мимо них страшилище, на клочья шерсти, раздутое брюхо и мертвые желтые глаза.
– Удивительно большие морские коньки у них на юге, – сказал Исаак и сам рассмеялся своей шутке.
Около полудня в этот ненастный день к ним прибило волнами еще и человеческий труп. Это был труп женщины, лежавший в воде лицом вниз. Хотя ее волосы были черными, Танкмар боялся, что узнает в ней Гислу. Он подтолкнул ее шестом так, что она ушла под воду, медленно перевернулась и снова вынырнула, словно огромный карп.
Оторвав взгляд от ее раздутого тела, Танкмар ощутил облегчение и ужас. Мертвая женщина не была Гислой, в этом он был уверен. Эту женщину он раньше не видел. Но ноги трупа заставили его задуматься. От кончиков пальцев ног до колен они были окрашены белой краской, которую не смогла ни смыть вода, ни уничтожить разложение. Он знал такое украшение для тела. Белые ноги были отличительным признаком рабов на пути на невольничий рынок, где торговали людьми, признаком свежего товара, который еще верил, что можно сбежать от жестокого ярма рабства. Время от времени кому-то из рабов удавалось совершить побег, но куда бы он ни подался, белые ноги выдавали его. На собственной шкуре Танкмар узнал, как долго могут держаться эти позорные знаки рабства, пока наконец не побледнеют. Мертвая женщина, без сомнения, была невольницей. Но как она попала сюда? Он увидел, как Исаак молча наморщил лоб.
Третий труп не был трупом раба: зеленый камзол, толстый живот, на пальцах множество колец, ноги обуты в желтую кожу. Голова была раздавлена, словно попала в жернова, и представляла собой месиво из волос, мозга и осколков костей.
Исаак приказал причалить к берегу. Он хотел лучше разбить себе ноги о дорогу, чем плыть на полузатонувшем плоту по черной реке Стикс, пока его не поглотит подземный мир Гадеса
[52]. Хотя Танкмар не понял этих слов, ему самому хотелось как можно скорее выбраться из реки. Раньше он не задумывался над тем, кто живет в глубинах потока, а теперь его угнетали мысли о целых полчищах утонувших трупов, которые ворочались сейчас под ним в черной воде, вращая глазами и вытягивая свои когти. Когда плот коснулся песчаного дна у берега, Танкмар одним большим прыжком очутился на земле. Он больше не хотел окунаться в эту реку смерти.
Они отнесли плот далеко на берег, укрыли листьями и придавили землей. С юго-запада ветер принес запах дыма.
Исаак стер с рук грязь:
– Огонь. Недалеко отсюда. Учитывая все признаки, я бы сказал: кто бы там ни жарил на нем мясо или ни грел ноги, мы быстро нанесем ему визит. Здесь река полна трупов. Что бы ни горело на той стороне, пахнет это бедой.
– Посмотрите, за кустами ежевики есть три яблони. На их кронах достаточно листьев, чтобы защитить нас от дождя. Завтра, когда больше не будет опасности, мы могли бы обойти это место пожара стороной.
– Нет. Мы пойдем туда немедленно. А что, если арабы уже вторглись и сюда? Если мы пойдем дальше, не проведя разведки, то можем очутиться в тылу врага.
– Однако огонь может иметь другую причину.
– Правильно, поэтому мы осторожно подкрадемся туда и узнаем правду. Может быть, на этом пламени всего лишь варится горячий жирный суп, и каждый, кто пробует его, падает мертвым в реку.
Танкмар поморщился.
– Тогда давайте хотя бы соберем немного упавших яблок. Я умираю с голоду, и он беспокоит меня больше, чем этот огонь.
– На этот счет мы ничего не знаем. Однако пища не повредит.
Исаак отослал Танкмара, и сакс скоро вернулся, держа в руках много яблок и распространяя вокруг запах забродивших фруктов. Они разделили добычу и набили себе карманы. Умиротворенный Танкмар пожонглировал тремя матово-красными плодами, а затем впился зубами в их сочную мякоть.
22
Почва размякла под дождем, превратившись в черное болото, в котором вязли ноги. Размахивая руками для равновесия, Танкмар и Исаак брели по болоту, которое раскинулось перед ними, едва они удалились от реки. Старые тропинки с бревенчатым настилом, едва различимые под намытым илом, вели к источнику запаха пожара. Тонкая струя дыма над земляным валом указывала им дорогу.
За валом должно было находиться село. Позиция, которую удобно защищать. Танкмару вспомнились поселения саксов, построенные на островках посреди болота, чтобы их не мог захватить враг. Так было и здесь: справа – река, по левую руку – болото, а между ними – земляная насыпь, полукругом охватывавшая дома. Эта крепость не сдалась бы без кровавого боя.
Они почти добрались до вала. Вымощенная бревнами дорога вела к узкому проходу между крутыми склонами. Охранников нигде не было видно. Обеспокоившись, Танкмар хотел обратить внимание Исаака на неохраняемый вход, и в это время из-за вала донесся дикий визг. Словно под обстрелом из луков, мужчины моментально упали на колени.
– Абул Аббас, – прошептал Танкмар, выпрямился и поспешно поковылял к валу.
Исаак, пытаясь его остановить, последовал за ним. Они, пригнувшись, забрались на склон, приникли к скользкой земле и выглянули через верхушку вала. Танкмар увидел, что его предположение подтвердилось. Действительно, укрепленный вал полукругом проходил вокруг деревни, достигая реки. Это была небольшая деревня с дюжиной длинных домов с хозяйственными постройками, которые для защиты от наводнения стояли на насыпях. Один из домов стал жертвой пожара. С развалин до сих пор поднимался дым. Руины еще тлели.
Посреди села на свободной площади диаметром с добрую сотню футов возвышался могучий дуб, которому было, наверное, несколько сотен лет; его ствол был такой толщины, что его вряд ли смогли бы обхватить пять человек. К нему был прикован цепью Абул Аббас. От левой передней ноги слона до старого дуба тянулась отливающая серебром железная цепь, похожая на жемчужное ожерелье какого-то великана.