– Я беременна.
– Марьяна, вы здесь начальник! Можете уволить всех этих бездельников!
Она подняла на него свои большие доверчивые глаза и сказала:
– Я беременна.
– Василиса, эти деньги не твои, они просто лежат на твоем счете.
Она подняла на него свои большие доверчивые глаза и сказала:
– Я беременна.
– Настя, нам через пять минут выходить, а кот нассал мне в ботинок!
Она подняла на него свои большие доверчивые глаза и сказала:
– Я беременна.
– Клавдия, это провал. Нас накрыли. Я даже подозреваю, кто нас сдал…
Она подняла на него свои большие доверчивые глаза и сказала:
– Я беременна.
– Анастасия, поздравляю вас с защитой докторской диссертации!
Она подняла на него свои большие доверчивые глаза и сказала:
– Я беременна.
– Олеся, где корова? Где корова, я тя спрашиваю, али не слышишь?
Она подняла на него свои большие доверчивые глаза и сказала:
– Я беременна.
– Инга, прости, что я так долго тянул с предложением. Будь моей женой!
Она подняла на него свои большие смеющиеся глаза и сказала:
– Я беременна. Но не от тебя, милый…
* * *
Вообще же сообщение «Я беременна» в литературе уже давно стало штампом, если не стилистическим, то сюжетным.
«В один день, как я пришел к обеду, взяла она меня за руку, и сказала мне, хотя и обыкновенным своим тоном: “Друг мой, я беременна”, и протянула ко мне свои губки» (Филатьев, 1795). «”Увы, Неон! Я беременна”. Я оцепенел от ужаса и едва мог на ногах удержаться» (Нарежный, 1822). «Я беременна, – сказала она тихо и медленно» (Лев Толстой, 1878). «Она обвила руками мою шею и, наклонившись надо мною, произнесла шепотом: “Я беременна, Петя…” В первый момент известие это не произвело на меня впечатления, но затем мне сделалось очень досадно и скверно» (Станюкович, 1879).
школа молодого прозаика
МАТЕРИАЛЫ К СЛОВАРЮ ПОШЛОСТЕЙ И ШТАМПОВ
Возьмем, например, знаменитое «ПРИСЛОНИЛСЯ (ГОРЯЧИМ) ЛБОМ К ХОЛОДНОМУ (ОКОННОМУ) СТЕКЛУ» как жест бессильной тревоги, как скупая, но действенная характеристика волнения или отчаяния.
Первым это использовал Тургенев («Накануне», 1859). Потом Лесков («На ножах», 1870), Достоевский («Бесы», 1872), а также Боборыкин (1875), Салиас (1893), Арцыбашев (1905), Горький (1908) – это все всерьез! В стихах Маяковский: «Плавлю лбом стекло окошечное» (1915). И всё это на полном серьезе. Но буквально через два года:
«Все это время унылый муж бродил по комнатам, насвистывал мелодичные грустные мотивы, хватался за дюжину поочередно начатых книг и даже “прижимался горячим лбом к холодному оконному стеклу”, что по терминологии плохих беллетристов является наивысшим признаком скверного душевного состояния» (Аркадий Аверченко, 1917).
«Ворочалась, вздыхала, вставала, подходила к окошку и, как предписывается в романах, прижималась горячим лбом к холодному стеклу» (Вера Панова, 1959).
Рано или поздно удачная фраза, даже некая стилистическая находка становится штампом, пошлостью, а потом – становится иронией.
Важно также знать: у всех этих штампов есть создатели.
Например, «УГЛОВАТОГО ПОДРОСТКА» придумал Шолохов, еще в «Тихом Доне». Он же изобрел «СКУПУЮ МУЖСКУЮ СЛЕЗУ». А вот «ВИХРАСТОГО МАЛЬЧИШКУ» – Осипович-Новодворский и Станюкович, в 1880-е годы. «ПРЫЩАВОГО ЮНЦА» – Куприн в 1900-е годы. «НЕПОКОРНУЮ ПРЯДЬ» придумал Григорович (1889), а далее этот образ использовали Хлебников (1911) и Булгаков (1924)… Ну а потом всерьез писать «вихрастый мальчишка отбросил со лба непокорную прядь» стало не совсем прилично.
Вот еще несколько пошлейших штампов.
«БЕЗДНА ВКУСА». Поэт Константин Случевский, описывая женщину, говорит: «Бездна вкуса в богатой одежде» (1880-е годы). «Бездна вкуса»! Это ужасное выражение – над которым, я сам помню, потешалась великая актриса Мария Владимировна Миронова, – оказывается, было в ходу давно. Впервые – у пионерки русской «женской прозы» Марии Жуковой (в 1845 году). Потом аж у Гончарова: «Вера, у тебя бездна вкуса» («Обрыв», 1869). У Василия Слепцова, у Корнея Чуковского (в рецензии) и у Лидии Корнеевны Чуковской (в «Софье Петровне»). Только во второй половине ХХ века оно стало употребляться иронически: «зеленая кофточка с розовым платочком. Одним словом, бездна вкуса».
«БЕЗДЫХАННОЕ ТЕЛО» – Плавильщиков (1803), Нарежный (1814), далее Полевой, Жуковский, Салтыков-Щедрин, Лев Толстой, Набоков, Ал. Толстой… Но начиная с Зощенко (1933) – чаще всего с явным оттенком иронии.
«БЕЗУМНАЯ СТРАСТЬ» – Гоголь (1835), Кукольник (1840), Соллогуб (1841), Загоскин (1848), Лажечников (1856), Гончаров (1869), Герцен, Достоевский, Куприн, Гейнце, Катаев, Нилин, Радзинский, Рубина.
«ЖУЯ ТРАВИНКУ» – «Оля грызла травинку, все хотела затеять разговор, а Павел Алексеевич отмалчивался» (Маканин, «Гражданин убегающий», 1970). «Генка болтал ногами в воде, Славка покусывал травинку» (Рыбаков, «Бронзовая птица», 1956). «Маша, покусывая травинку, посмотрела на небо» (Мусатов, «Стожары», 1948). «Таисья, покусывая травинку…» (Юрий Герман, «Россия молодая», 1952), «рассеянно жевал травинку» (Леонов, «Русский лес», 1950). «Сидя рядом, кусая травинку, поглядывает на русую, простоволосую голову Катюши» (Алексей Толстой, «Аэлита», 1939).
«ЗВЕНЯЩАЯ ТИШИНА» – первым Арцыбашев («Санин», 1902), потом Анатолий Каменский (1907), и Чуковский в рецензии того же года назвал «звенящую тишину» принадлежностью декадентского ритуала – но, увы! Это всем понравилось. Тут и Есенин, и Георгий Марков, и Дудинцев, и Стругацкие, и проза Ахматовой, и Бондарев, и даже Петрушевская.
«КАК ГРОМОМ ПОРАЖЕННЫЙ» – у Пушкина в финале «Евгения Онегина» (VIII. 48). «Она ушла, стоит Евгений, как будто громом поражен» – возможно, это ироническая аллюзия на Карамзина: «Супруг, как громом пораженный, хотел идти за нею вслед» (то есть покончить с собой) («Алина», 1791). Далее опять же второстепенные авторы вроде Загоскина, Булгарина, Греча, Полевого, Григоровича, Герцена, Салиаса. Также у Гоголя («Коляска») и Булгакова («Роковые яйца»). Тургенев – иронически: «стоял уж точно как громом пораженный» («Ася»). В советской литературе – Юрий Казаков, Окуджава, Искандер, Абрамов.
«КАК ПОДКОШЕННЫЙ» – Тургенев (1860), Достоевский (1862; 1880), Эртель (1889) и далее Мамин-Сибиряк, Мережковская, Чарская, Ропшин и даже Пастернак – и далее везде.
Вот примеры из разных романов популярнейшего в конце XIX века исторического романиста Николая Гейнце: «Она дико вскрикнула и упала навзничь как подкошенная». «Как подкошенная, княгиня упала без чувств на пол». «Здоровая, почти никогда не хворавшая, она вдруг слегла как подкошенная». «Как подкошенный, упал, не раздеваясь, на диван в своем кабинете и заснул как убитый» (тут в одной маленькой фразе целых три штампа).