Нужно было всего лишь обернуться и посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что я его сломала.
— Ты действительно профи, — подтвердил он. — Ты права, твою мать. Было кое-что еще. Но говорить об этом я сейчас не буду. Дай немного времени.
— Чтобы ты посоветовался с Малаховым насчет того, в каком моменте удобнее снова сказать неправду? — не выдержала я. — Давай, действуй. Я подожду. Буду пока работать. У меня же обязанности, если помнишь.
Андрей раздраженно отдернул руку.
— Дай мне время собраться с мыслями, — попросил он. — Не могу вот так.
Сразу перестать злиться я не смогла. Но где-то внутри меня маленький гордый человечек победно вскинул вверх кулачок.
— Ты меня слышишь? — тихо спросил он.
— Слышу, — ответила я. — И не тяни с этим делом, Савостин. Очень советую.
* * *
Кресло Алины пустовало. Компьютер был выключен. На поверхности стола я не увидела ничего, что указывало бы на ее присутствие.
— Задерживается после вчерашнего? — спросила я. — Как я ее понимаю.
— Здравствуйте, Женя, — ровным тоном произнесла Анна Григорьевна, которая, казалось, с вечера не покидала этот кабинет. На столе перед ней лежали все те же бумаги, а в руке она держала уже знакомый мне карандаш.
С Иваном мы уже виделись в кабинете Андрея, поэтому он молча вскинул руку в знак приветствия. В момент моего появления Ваня как раз заканчивал разговор по телефону и явно находился на низком старте, готовый отправиться решать семейные проблемы. А вот Олег Петрович не проронил ни слова. Он стоял спиной к окну, и я решила, что просто не заметила его реакцию на свое появление.
Достав из ящика своего стола кружку, я подошла к чайнику, чтобы налить кипяток.
Олег Петрович вмиг оказался рядом.
— Ох и видок у вас, — вырвалось у меня.
Такие темные круги под глазами я мало у кого видела. Похоже, Олень имел проблемы с сосудами. Ему, наверное, и спиртное было противопоказано.
Но самого «панду» ничто не могло смутить.
— Как вчера добрались? — поинтересовался он.
— Спасибо, без происшествий.
— А у меня для вас подарок.
Я увидела в его руке маленькую пачку чая, перевязанную ленточкой. Этот сорт был мне знаком, и стоил он бешеных денег.
— Ну зачем вы, Олег Петрович?
— Возьмите, — попросил он. — Не надо отказываться даже в том случае, если вы принципиально не любите чай. Это подарок. Его рекомендуют пить на ночь. Кожа с утра, не поверите, по-настоящему сияет. Кроме того, он полезен для обмена веществ. Я его достал с большим трудом, но у меня в запасе осталось немного.
Вот такой чай, после которого сияет кожа, не помешал бы как раз Олегу Петровичу. Отказаться мне и в голову не пришло. Тетя Мила будет рада заполучить такую редкость. И человека не обижу отказом.
— Спасибо, обязательно попробую.
— Всегда пожалуйста.
— Вы плохо выглядите, — отбросив этикет, выдала я. — Простите, но не лучше ли вам отпроситься и сходить в медпункт?
Олень понимающе улыбнулся.
— У меня режим, Женя. Я же бывший спортсмен, но после травмы спорт оставил. Если я нарушаю давно установленный распорядок дня, то последствия видны сразу. И алкоголь тоже под запретом. Вчера ради вас сделал исключение. Не переживайте. К обеду буду в порядке.
Он вернулся на свое место, а я, сделав кофе, села за стол. Только что я нарочно проявила бестактность, надеясь таким образом создать надежную «ширму», за которой смогу заниматься расследованием. Поэтому пусть думают, что я недалекого ума. Так даже лучше.
Осталось надеяться на то, что мне поверят.
— Кажется, дома теперь порядок, — возвестил Ваня, отодвигая мобильник в сторону. — Остаюсь на работе. Кому что и куда отвезти? И где, черт возьми, секретарь?
— Не знаю, — ответила я. — Олег Петрович, а вы не в курсе?
— Вчера расстались при вас, больше я ее не видел, — сказал Олег Петрович. — Ваня, не поможешь отодвинуть стол от стены? Провод зацепился, надо бы достать.
Ваня с готовностью ухватился за край стола и рывком развернул его на сорок пять градусов. Олег Петрович наклонился к полу и потянул за провод. Они с Ваней стали прилаживать его на место.
Единственный телефонный аппарат в комнате находился на столе Анны Григорьевны. И он зазвонил именно в этот момент.
— Конечно, — произнесла она в трубку и вернула ее на базу. — Женя, вас срочно хочет видеть Андрей Максимович.
Я напряглась. С чего бы? Мы расстались пять минут назад. Правда, не на дружеской ноте, но хотя бы с ощущением того, что поняли друг друга.
Я отставила кофе и направилась к нему в кабинет.
— Присаживайся, — пригласил он.
На этот раз я выбрала не край стола, а стул. Почему-то сразу стало понятно, что предстояло услышать что-то очень серьезное. Значит, разговор будет долгим.
— Не удивляйся, — попросил Андрей. — Я решил, что пока не загрузили делами, то я должен тебе кое-что объяснить.
— Давай, — согласилась я.
— Ты права. Я кое-что утаил. Мы с Мишкой не хотели об этом рассказывать. Скажу больше: мы пытались об этом забыть. Тем более что теперь, кроме нас двоих, об этом никто не знает.
— А кто-то еще был в курсе?
— Марина. Так получилось, что она была третьей участницей.
Он помолчал. Сжал и разжал кулаки, после чего сложил руки на груди и удобнее уселся в своем начальственном кресле.
— Они с Мишкой тогда еще встречались. Торчали тут после работы, когда все уходили домой. Делалось это тайно, потому что мать пасла Маринку постоянно. Не знаю, как ей удавалось улыбаться в ее присутствии. Мишка не говорил, когда произойдет их очередная встреча. Не предупреждал — зачем? Но в тот день я задержался, а перед уходом решил заглянуть к нему. Без причины, просто так. И зашел к нему без стука.
Савостин снова взял паузу. Собраться с мыслями ему было трудно.
— Они выпивали. У Мишки же целый винный погреб в шкафу, ты видела. Пригласили и меня. Я не стал отказываться. Решил: а почему бы и нет?
Он коротко взглянул в мою сторону.
— Не знаю, как так получилось. Болтали обо всем, Мишка музыку включил. Маринка радовалась, что живет отдельно от матери. Значит, ее не ждут дома. Сначала она меня стеснялась, я же тоже ее начальник, только на голову ниже Мишки. А потом расслабилась. Даже слишком.
Я слушала Андрея и с каждым его словом убеждалась в том, что уже знаю, чем закончится история. Но перебивать его я не стала. В конце концов, он выдавал мне тайну, о которой хотел забыть, и мое молчание было бы в этот момент самой верной реакцией на его рассказ.