Алексей кивнул.
– Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам, – сказал он не столько Инне, сколько себе самому, и пояснил: – Так говорил один хороший человек, там, на зоне.
– Там, кроме тебя, были и другие хорошие люди? – недоверчиво спросила Инна.
– Да, и, представь себе, много, – нисколько не кривя душой, ответил Алексей. – По обе стороны забора хороших людей больше, чем плохих.
– А я-то думала…
– Если думать иначе, то и жить не захочется.
28
Раздевались медленно, «отмечая» каждый снятый предмет серией нетерпеливых поцелуев. В единстве противоположностей заключается утонченное наслаждение – они ждали этого момента очень долго, они обрели надежду тогда, когда почти ее потеряли, они сгорали от нетерпения, но в то же время им обоим не хотелось спешить. Хотелось обстоятельно прочувствовать каждое мгновение, каждое прикосновение, а еще хотелось убедиться в том, что им незачем спешить, ведь они больше не расстанутся. Кроме того, спешка умаляет торжественность, а момент был торжественным, чем-то вроде второй первой брачной ночи.
Алексей ласкал Инну, слушал музыку ее голоса, ощущал кожей ее теплое, такое родное дыхание и удивлялся тому, что прошло столько лет, а любимая совсем не изменилась. Инна что-то шептала, но он не мог расслышать, что именно, – биение сердца заглушало все звуки.
– Ты не изменился… Я знала… – угадал он по движению губ.
– И ты не изменилась. Такая же… – нужное слово никак не приходило на ум. – Такая же… потрясающая…
– Милый…
– Милая…
Инна очень боялась того, что должно было произойти. Страстно желала и ужасно боялась. Она настолько свыклась со своим одиночеством, что боялась разочаровать Алексея, не оправдать каких-то его надежд и ожиданий. Почему надо было оправдывать и чем можно было разочаровать, она не могла объяснить. Просто боялась – и все. Возможно, что чувство вины перед Алексеем неосознанно послужило причиной появления этих страхов. Или же просто Инне очень давно никто не говорил, что она самая красивая, не называл любимой… Было такое ощущение, как будто сердце бьется под коркой льда, который никак не хочет таять. Каждый удар отзывался внутри холодом. А вдруг? А что, если? Неужели? Нет, нет, нет!
Снизу поднималась томительно-тягучая истома, в груди тянуло холодком, воображение рисовало сладостные картины, страх тянул в одну сторону, возбуждение в другую. Хотелось забиться в угол, спрятаться, прислушаться к себе, взять паузу, и в то же время хотелось раствориться в любимом, утраченном и обретенном, слиться с ним навек, чтобы больше никогда-никогда-никогда не разлучаться. Но стоило только Алексею коснуться губами ложбинки между грудями, как лед растаял, страхи испарились, и если где и хотелось теперь прятаться, то только в объятьях любимого мужчины.
Алексей всегда был ласков, но сегодня его сладостно-неторопливые прикосновения были особенно нежными. Когда истома, охватившая тело, из томительной стала мучительно нетерпеливой, а дыхание прерывистым, Инна простонала:
– Аллегро!
То был их тайный условный язык, дань консерваторскому образованию. Однажды, после страстной бурной любви (не бурной и не страстной у них, кажется, и не было), Инна откинулась на подушку и сказала:
– А вот это называется «престо»!
И пояснила, прочитав вопрос в глазах довольно далекого от музыки Алексея:
– Это когда так бурно, что дальше некуда.
– А если не очень бурно? – заинтересованно спросил Алексей.
– Тогда – аллегро.
– А если совсем спокойно?
– Адажио.
– А если просто лежать и смотреть друг на друга, как сейчас?
– Это будет… – Инна на секунду призадумалась. – Наверное – ленто.
– Ленто, – повторил Алексей. – Престо, аллегро, адажио, ленто…
Четыре итальянских слова – вот и весь секретный язык. Разве мало? Порой влюбленным достаточно одного слова. Можно вообще обходиться без слов.
Алексей убыстрил темп. Он хорошо умел сочетать быстроту с плавностью, силу с нежностью. Было хорошо, а стало еще лучше. Кто сказал, что от добра добра не ищут? Только от добра и происходит добро. Когда-то в юности у какого-то поэта Инна вычитала слово «громокипящий». Вычитала и забыла, но сейчас это слово вдруг всплыло в памяти, потому что оно как нельзя лучше подходило к тому, что происходило с Инной. Гром и кипение. Наслаждение ударяло по ней раскатами грома, все внутри вскипало от удовольствия, отодвигая все пережитое, все страдания и печали куда-то на самый задний план, изгоняя их из заполненной наслаждением вселенной. Инна с удивлением прислушивалась к себе, к своим ощущениям, которые были такими знакомыми (такими долгожданными!) и в то же время совершенно новыми. Совершенно новыми по остроте – пронзающими, поразительными, поражающими, разрывающими на части, раздвигающими границы восприятия до бесконечности. Ощущения завладели всем ее существом, телом и разумом. Инна не была способна ни на что, кроме как чувствовать и наслаждаться. Когда-то от наслаждения, как от вина, начинала кружиться голова, а сейчас яростный сладкий вихрь закружил саму Инну, поднимая ее в горние выси. С каждым прикосновением, с каждым поцелуем она возбуждалась все сильнее. И даже кричала от избытка чувств, кричала и нисколько этого не стеснялась. В любви нельзя быть скромницей. Скупиться на проявление чувств, придерживать эмоции, даже если это крик, означает обкрадывать и себя, и любимого.
– Что же это такое? – невнятно, заплетающимся языком спрашивала Инна то ли Алексея, то ли саму себя. – Что же это такое?
Алексей отвечал не словами, а поцелуями. Инна нетерпеливо выгибалась навстречу каждому поцелую, распаляясь все больше и больше. Жар любви бушевал внутри, требуя удовлетворения, скорейшего удовлетворения, немедленного удовлетворения… Алексей почувствовал, что дальше оттягивать нельзя, иначе смакование рискует превратиться в пытку ожиданием, а с них обоих этой пытки было достаточно.
– Ты очаровательна, – шепнул он Инне и вошел в нее.
Инна взорвалась волнами чувственных ощущений, переживать которые уже, кажется, не было сил. Но открылось второе дыхание, за ним третье, расслабляющая истома обернулась небывалым приливом энергии. Инна крепко обхватила Алексея ногами, и они начали двигаться в едином ритме. Каждый толчок возносил их все выше и выше, приближая к пику наслаждения. Обоим хотелось поскорее достичь пика и одновременно хотелось, чтобы этот подъем длился вечно. За мгновение до того, как на них обрушилась волна наивысшего блаженства, Алексей завел руки Инны ей за голову и вплел свои пальцы в ее. Он словно хотел замкнуть цепь наслаждения, поймать его в плен, оставить навсегда, переживать без конца, раз за разом…
Счастья не бывает достаточно. Всегда хочется еще. Нежные ласки благодарности за доставленное наслаждение очень скоро стали нетерпеливо-страстными. Казалось, что обоим хочется разом получить то, чего они были лишены долгое время, вознаградить себя этой ночью за все годы ожидания. Алексей так жадно целовал Инну, с таким упоением вдыхал пряный пьянящий аромат ее тела, словно это была их последняя встреча перед долгой разлукой, а не первая после разлуки. А может, так и надо любить каждый раз – как в последний, не оставляя ничего на потом, отдавая все, без остатка, выпивая любовь до дна?