Парижское эхо - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Фолкс cтр.№ 13

– Non, non! Ton frère, ton frère! – прокричала в ответ китаянка.

В конце концов, после долгих криков и попыток найти бумажку и ручку, все прояснилось. Неподалеку работал большой супермаркет «Tang Frères ^[18]». Бако, конечно, была не виновата. «Ton», «Thon», «Temps», «Tang» ^[19] — для китайцев все одно. Место оказалось огромным. Да, в медике у нас, конечно, был крытый рынок, прилавков, наверное, на сорок, но тут помещение оказалось раз в пять больше. Любая приправа, любой тип лапши, любой сорт капусты родом отовсюду – от Парижа до самой Индии – там было все. Метров пятьсот в длину занимал отдел кулинарии, но там все оказалось чересчур дорогим. В мясной секции я первым делом увидел лотки со свиным фаршем. Я не был верующим, просто такая еда в меня физически не лезла. Поэтому я купил разделанную курицу (очень дешево), пакет лапши (тоже почти задаром), мешочек специй, немного зелени и большую упаковку супа. И два литра «Спрайта». Со всем этим добром я поплелся назад в «Сараево».

Я собрался готовить, но Бако оттолкнула меня в сторону и сама взялась за дело. Чтобы хоть как-то приободрить Сандрин, я отнес ей тарелку супа. Запах от него стоял какой-то тухловатый, но девушка сказала, что на вкус нормально. С курицей Бако постаралась на славу: она добавила немного лука и чеснока из пластикового пакета, висевшего над дверью. Когда она выложила лапшу, та быстро набухла и заполнила всю сковородку. В награду за труды я предложил Бако поесть с нами. После обеда я наконец почувствовал, что наелся, впервые с тех пор, как уехал из дома. Пожалуй, даже переел. Потом я понял, что, оказавшись во Франции, так ни разу и не сходил в туалет по-большому.

Та крошечная квартирка в «Сараево» была, конечно, так себе. Мне пришлось спать на полу, потому что Сандрин в ее состоянии нужна была кровать. Она одолжила мне кое-какие вещи из своего рюкзака. Я выложил их на линолеум, но лежать все равно было жестковато, особенно бедрам. Ночью я слышал, как по квартире шарахались другие постояльцы: они то приходили, то снова уходили, громко хлопая дверями, перекрикивались, а потом все по очереди смывали воду в унитазе.

На третье утро я вышел на холодную улицу и побрел куда глаза глядят. Боже, как же я скучал по Лейле. И Фариде. И мисс Азиз. Даже по родителям и своей комнате, где за мной постоянно кто-то подглядывал. Мне начинало казаться, что решение уехать было не такой уж хорошей идеей.

Я прошелся по ресторанам с бумажными фонариками и поспрашивал, не требуется ли помощь. Что угодно. Мыть посуду. Мести полы. Ответом мне были лишь хмурые взгляды и невнятный гогот на каком-то восточном языке, которого я не понимал. Было ясно, что никто не хотел иметь со мной дела, лишь потому что лицо мое имело выпуклую, а не плоскую, как у них, форму.

На одном из ветреных бульваров рядом с «Tang Frères» я снова встретил попрошайку со ступенек – ту, которая могла бы позировать для картины «Отчаяние». На этот раз с ней была собака и выглядела она не такой уж и жалкой. Я рассказал ей, что Сандрин по-прежнему больна и что мне очень нужна работа.

– Думаю, что китайцы меня не любят, – пожаловался я.

– Конечно нет. Все они расисты. Может, тебе стоит попробовать в банльё? Там полно таких, как ты.

– А как мне добраться до банльё? Там есть метро?

– Тебе нужны высокие панельки на окраине города. Езжай по Тринадцатой линии, оттуда доберешься до коммуны Сен-Дени. Ты мусульманин?

– Да.

– Неужели? – Девушка улыбнулась. – А я не верю в бога.

– Я тоже не верю. Но я все равно мусульманин.

– Ладно, иди уже, чокнутый. Тринадцатая линия метро.

Она расхохоталась, а когда я спросил почему, ответила, что все дело в Тринадцатой линии, начинавшейся «Шатийон – Монруж» на юге и заканчивавшейся базарами Сен-Дени за северной границей города. Местные называли Тринадцатую «веткой отчаяния». Поезда там ходили без машинистов, а на платформах стояли ограждения, чтобы никто не кидался на пути.

Что ж, спасибо за наводку, Девочка-Попрошайка. О парижском метро я узнавал все больше: например, я быстро понял, что нельзя делать пересадку на крупных узловых станциях, особенно на «Монпарнасе», если не хочешь минут пятнадцать идти пешком.

Добравшись до Сен-Дени, я увидел, где местные власти держат всех неугодных. В основном, конечно, арабов и африканцев. В отличие от нашей касбы, где все выглядели одинаково, потому что так или иначе были друг другу родственниками, тут все люди были разные: одни – совсем черные, другие – коричневые. Объединял их лишь озябший, потрепанный вид. Все они – выходцы с бедных окраин Африки и Ближнего Востока, куда никто не захотел бы поехать туристом. Из таких мест, о которых весь мир знает только потому, что там постоянно голодают и режут головы.

Ту ночь я провел в какой-то студии для художников, в современном доме с желтой парадной дверью. Один незнакомый парень примерно моих лет рассказал мне, что там можно бесплатно переночевать, если только забраться внутрь до темноты и спрятаться. У меня получилось, но внутри оказалось очень холодно, а дверь открыли только на следующее утро, часов в десять. Этажом ниже располагался туалет, поэтому я смог нормально отлить, но с собой у меня не оказалось зубной щетки. К тому же я по-прежнему не мог сходить по-большому.

В следующие два дня я обошел практически все магазины и стройплощадки в округе. Наконец удача улыбнулась мне в «Панамской жареной курице» – крошечной забегаловке, в которой подавали куриный фаст-фуд. Заправлял в ней какой-то алжирец с рябым лицом, а фирменным блюдом считалась порция жареных наггетсов в большом полосатом ведре. Посетители могли есть на месте, но те, у кого было все в порядке с головой, конечно, брали заказ навынос. Мне предложили простенькую работу на кухне за восемь евро в час. Документы спрашивать не стали. Зарплату пообещали платить наличными, а на метро я тратиться и так не собирался – всегда можно перепрыгнуть через турникет. Думать было нечего, поэтому я согласился, но предупредил, что на работу смогу выйти только на следующий день. Сначала мне нужно сходить домой и предупредить свою девушку (мне показалось, что наличие «девушки» добавит мне авторитета). В ответ мой новый алжирский босс, назвавшийся Хасимом, посмотрел на меня с недоумением, но все-таки дал согласие.

Утром Сандрин выглядела лучше. Я накормила ее завтраком: кофе и хлеб с джемом. Потом я подумала, что, может, она не наелась, и на всякий случай оставила на столе немного сыра и банан. Накануне вечером, после того как девушка отмокла в ванной, я усадила ее в гостиной, и мы около часа проговорили о ней и ее ситуации: оказалось, она убежала от жестокого мужа и теперь собирается куда-то в Англию. Я одолжила ей кое-какую одежду, в том числе новый свитер, который на Рождество подарила мне мать, – я и взяла-то его, только чтобы та не обиделась, если вдруг случайно наткнется на него у меня в шкафу.