– Ты намекаешь, что в Ижоре я видел какую-то из этих тварей?
– Вот такую, – Рада ткнула пальцем в одного из троих антропоморфных головастиков.
Я попытался выудить похожие образы из смутных воспоминаний кархародона, – и не преуспел, в чем честно сознался, а потом спросил:
– А почему не этого, тритонообразного?
– Таких я нашла в одном-единственном месте… А эта троица смотри откуда: карьер в Лемболово, раз; бухта возле «Ленрыбы», два; Мраморное озеро, три.
Она была права. Ижора в этом ряду смотрелась более чем уместно. Во всех трех этих уединенных местах не раз тренировался ОСВОД, а на дне Мраморного озера я даже однажды сделал Нейе предложение руки и сердца.
Получается, что головастики целенаправленно поджидали: не объявится ли здесь Дарк, не захочет ли поплавать в знакомых водах?
– Так и есть, – согласилась Рада, когда я поделился своей догадкой. – Оставили их на убой. С единственной задачей – подыхая, подать сигнал.
– А что за «одно-единственное» место? – спросил я с нехорошим подозрением.
– Я думала, ты догадаешься.
Подозрение у меня имелось, но озвучить его я не спешил.
– Извини, туплю сегодня.
– Место здесь рядом, ты там часто бываешь, – продолжила напускать туман Рада.
– Венерин пруд? – нехотя предположил я.
– Бинго! А говорил, что тупишь.
– Ты убила там всех?
– Сейчас чисто… А что будет завтра… – Рада пожала плечами.
Я понял, что возвращение домой откладывается. Даже если мадмуазель Хомякова может сказать «крекс-фекс-пекс» и я в тот же миг окажусь дома, обниму Нейю, Маришку, Марата, – все равно откладывается. Пока Нейе, беззащитной во время зимней спячки, грозит опасность, – никуда отсюда не уйду. И плевать, что она-здешняя меня не знает и никогда, наверное, не узнает.
– Пошли в дом, – предложила Рада. – Чайку еще поставим.
* * *
– Попала сюда я просто: приехала на мопеде. Он не совсем то, чем кажется… Но одноместный, уж извини.
– Понятно… От беды я мог бы и здесь прожить, но… Ты храм Азатота видела?
– Трудно его не заметить.
– При этом никаких следов воплощения… Или я чего-то не знаю?
– Если честно, то ты знаешь чуть меньше, чем я успела позабыть.
– Спасибо за правду… Но я хотя бы стараюсь не задавать глупых вопросов. Спрашиваю только о том, что могу понять. Мне кажется, что могу.
– Насчет храма я и сама толком не въехала… Сейчас там ни разу не святилище. Ну да, смахивает на него, не более того. Вот прикинь: если ты на свои кровные шиши построишь дом с куполами, кресты сверху примастрячишь, колокола подвесишь… Это ведь не будет церковью, так?
– Понял. Нужны какие-то специальные обряды, ритуалы… К ним сейчас готовятся?
– Не знаю, я здесь всего четвертый день. И нашлось, чем заняться. Моталась по всей области, твоих головастиков отлавливала.
– Но заглянула сюда из-за храма?
– Нет, я и знать не знала, что его все-таки отгрохали. И что ты тут прописался, не знала. Я здесь… в общем… короче, траблы у нас в семье нарисовались. – Рада плотно сжала губы: не выпытывай, дескать, ничего больше не скажу.
Помолчала и сменила тему:
– Завтра смотаюсь на Ижору, последнего головастика уделаю. Новые наползут, не без того, но все-таки не сразу.
– Это текучка, но позволь поинтересоваться твоими стратегическими планами: ты собираешься залатать дыру, через которую они попадают в этот мир? Или сразу уж планируешь уничтожить «Лахта-центр»? С любом случае мы с Властимиром в полном твоем распоряжении.
– Шутки юмора шутишь?
– Насчет «в распоряжении» – не шучу. Возможно, Хуммель тоже присоединится, если окончательно не прокумарил мозги.
– Хуммель… – задумчиво произнесла Рада, словно пробуя имя на вкус. – Он мог бы вытащить тебя отсюда…
– Частица «бы» настораживает.
– Так сам же сказал: если не прокумарил… А для Мира у меня будет задание, когда проспится. Жаль, что тикалку свою ты не привез. Для нее тоже дело нашлось бы.
– Для Даны? Вы же друг друга терпеть не можете.
– Ну и что? Ты, например, любишь лечить зубы? А ведь лечишь.
– Попала пальцем в небо. К стоматологам я уже десять лет как не хожу.
– Не важно, ты понял, о чем я…
– Понял. Но Дана очень далеко отсюда. Кстати, о Дане… Перед самым началом моего квеста я прочитал одну расшифровку, над которой она билась больше месяца.
– Билась, билась, жаль не разбилась… Молотком не пробовал?
Рифмованный сарказм не сбил меня с темы, я упорно гнул свое:
– И странный вывод возник после прочтения расшифровки… Вот какой: пингвин Крейзи – не кто иной как твой брат, известный под прозвищем Мелкий. Отчего-то застрявший в пингвиньем облике. Угадал?
– Ты сам сказал… Я за бредни твоих котлов не ответчица.
Вот даже как… Нежелание отвечать в данном случае само по себе ответ. Интересно, не с Мелким ли связаны «семейные траблы» Хомяковых? И тот факт, что Колобка они отдали под опеку Института?
Прежняя словоохотливость Рады куда-то улетучилась.
– Твои вопросы иссякли? – сухим тоном поинтересовалась она.
– Если бы… Но надо переварить, что узнал, разложить по полочкам. К тому же ты не ответила на главный вопрос: чем мы займемся?
– Спать мы ляжем… И не смотри на меня так: я там лягу, а ты здесь, со своим приятелем. Приглядишь за ним, а то непривычные к чаю иногда после него во сне бродить начинают.
* * *
Следующим утром я смотрел на зеркало пруда, на остров Любви – на точную копию того островка, где несколько дней назад мы с Нейей отпраздновали нашу помолвку. Я не мог сюда не прийти, – потому что для меня разлука растянулась на половину века…
Она – ее двойник в этом мире – была где-то здесь, неподалеку, но отнеслась ко мне как к чужаку. Я хорошо это почувствовал по тому, как непросто оказалось пройти на берег Венерина пруда, ноги словно сами шагали в сторону. И ни одного праздно гуляющего поблизости. Она-здешняя где-то рядом, а я-здешний… Может, он действительно утонул. Или плавает в океане безмозглой тварью, позабывшей себя, и никогда не столкнется с экспедицией Института, потому что такой организации тут нет.
Я долго сидел на траве, внимательно поглядывая вокруг. Надеялся, что сплетение ветвей, листьев, теней и солнечных зайчиков сложится вдруг в стройную фигуру, что прозвучит знакомый смех… Балайна ведь как-то почувствовала, что я иной, что отличаюсь от многих других чужаков.
Напрасные надежды…
Поднялся на ноги и сказал им обеим, – и той, что ждет где-то очень далеко, и здешней, что меня не знает: