Это насмешило ее, и она поцеловала его в темечко.
– Слушай, слушай. Ты слышишь сову? Слышишь, как ветерок шумит в кронах деревьев? Как красиво! Как красиво!
Пока малыш что-то лепетал и грыз пальцы Элис, она никак не могла насмотреться на мир, вобрать все в себя.
– Хватит. Ступай назад.
– Ой, но…
Веревка больно впилась в ее горло.
– Я сказал – десять минут, не больше.
Раз в неделю, вспомнила она. Он сказал – раз в неделю. Она без звука вернулась в дом и на этот раз заметила ружье, висевшее над пустым камином.
Заряженное?
Когда-нибудь, господи, когда-нибудь она попробует это выяснить.
Хромая, Элис спустилась по ступенькам в подвал, Удивительно, но эти десять минут взбодрили ее и одновременно лишили сил.
– Спасибо, Сэр. – Она не думала – не могла думать, – почему эти смиренные слова не обжигали ее гортань как прежде. – Сегодня Рори будет крепко спать, потому что подышал свежим воздухом. Смотрите, у него уже закрываются глазки.
– Положи его в кроватку.
– Сначала я должна его покормить и перепеленать.
– Положи его в кроватку. Когда проснется, тогда все и сделаешь.
Она уложила его. Он почти не капризничал и успокоился, когда она ласково погладила его спинку.
– Видите? Вы видите, как ему хорошо? – Она снова опустила голову. – Я выполнила все, что вы мне сказали?
– Да, выполнила.
– Значит, мы сможем выходить на улицу раз в неделю?
– Я еще посмотрю, будешь ли ты меня слушаться. И покажешь ли мне, как ты благодарна за такой подарок.
– Да, конечно.
– Покажи мне сейчас, как ты благодарна.
Не поднимая головы, она крепко закрыла глаза.
– У тебя было достаточно времени, чтобы поправиться после родов. И он уже ест другую еду и не нуждается в твоем молоке так, как прежде. Пора тебе выполнять свои женские обязанности.
Ничего не говоря, она подошла к койке, стянула через голову мешковатое платье и легла.
– У тебя немного обвисло тут и тут, – сказал он, раздеваясь. Наклонился над ней и ущипнул за живот, за грудь. – Но ничего, такие вещи я терплю. – И он лег на нее.
От него пахло дешевым мылом и кухонным жиром, а в глазах горел злой, подлый огонь, который она так хорошо знала.
– Я могу выполнить свою обязанность. Ты чувствуешь мое орудие, Эстер?
– Да, Сэр.
– Скажи: «Я хочу, чтобы мой супруг овладел мной с помощью своего орудия». Говори!
Она не заплакала. Разве дело в словах?
– Я хочу, чтобы мой супруг овладел мной с помощью своего орудия.
Он вторгся в нее. Ой, больно, как больно.
– Скажи: «Возьми то, что ты хочешь от меня, ибо я твоя жена и твоя рабыня».
Она повторила и эти слова, а он хрюкал и молотил с дьявольским удовольствием на лице.
Она закрыла глаза, вспоминая деревья, воздух, последние лучи солнца и звезды.
Он сдержал обещание – отныне раз в неделю она поднималась по ступенькам и выходила на веранду.
Когда ребенку исполнился год, она набралась храбрости и спросила, позволит ли ей Сэр приготовить вкусный обед, чтобы она отблагодарила его за доброту. Чтобы они отпраздновали день рождения Рори.
Если бы она могла уговорить его, а потом продемонстрировать послушание, возможно, ей удастся добраться до ружья.
Он спустился в подвал с ужином и, как всегда, взял на руки ребенка.
Но на этот раз, не сказав ни слова, он понес его наверх.
– Мы идем на улицу?
– Ты ешь то, что я принес тебе.
В ее голосе зазвенел страх:
– Куда вы несете ребенка?
– В прошлый раз он плакал. Пора ему проводить больше времени с отцом.
– Нет, пожалуйста, не надо. Я сделаю все, что вы скажете. Я его мать. Я еще не кормила его сегодня вечером. Позвольте мне…
Он остановился на ступеньках, и цепь не позволяла ей дотянуться до него.
– У меня есть корова. И он будет получать много молока. А ты делай так, как я говорю, и тогда будешь раз в неделю подниматься и дышать воздухом. Не будешь делать – ничего не получишь.
Она упала на колени.
– Я буду делать все. Все. Пожалуйста, не забирайте его у меня.
– Младенцы становятся мальчишками, мальчишки – мужчинами. Пора ему познакомиться с его папой поближе.
Когда защелкнулся дверной замок, она, вся дрожа, поднялась на ноги. Внутри ее что-то лопнуло, словно сухая ветка. Она это слышала.
Она подошла к креслу, села, сложила руки.
– Тиша, деточка. Тише. – Улыбаясь, она стала петь колыбельную, глядя на свои пустые руки.
Наши дни
Направляясь домой, Бодин вышла из офиса – закат окрасил небосклон неистовыми огнями. Она считала, что вправе уйти сегодня раньше обычного, поскольку знала: дома она быстрее сосредоточится на сообщениях, таблицах и расписании.
Она просто больше не могла нести на своих плечах чужое горе, помимо собственного, и боялась, что сломается.
Поглядывая на небо, испещренное красными, лиловыми и золотыми перьями облаков, Бодин медленно шла и вдруг увидела Коллена. Он держал в поводу двух лошадей и развлекал молодую пару и их восторженного карапуза.
– Лошадка, лошадка, лошадка! – повторял малыш, ерзая на руках у матери и протягивая руки к шее Сандауна.
Бодин заметила, как Коллен вполголоса поговорил о чем-то с отцом малыша, тот что-то шепнул на ухо матери, и мать быстро покачала головой, потом прикусила губу и смерила Коллена долгим взглядом.
– Как хотите, – сказал Коллен. – Но я уверяю вас, что он кроткий, как ягненок.
– Ладно тебе, Кейзи. Все будет в порядке. – Отец, уже улыбаясь, вытащил свой мобильный.
– Только посидеть. Только посидеть, – настаивала Кейзи.
– Хорошо. – Коллен прыгнул в седло – это восхитило малыша словно волшебный трюк. – Хочешь посидеть со мной, дружочек?
Коллен протянул руки, и малыш устремился к нему. Недовольно нахмурив брови, мать подняла сынишку, а потом прижала к сердцу обе руки, когда он завизжал от радости.
– Лошадка! Я еду на лошадке!
– Улыбнись папочке, и он тебя сфоткает.
– Я еду на лошадке, папа!
– Конечно, Рикки, конечно.
– Но! Поехал! – закричал Рикки. Сандаун повернул голову и посмотрел на Коллена. Бодин была готова поклясться, что увидела усмешку на лошадиной морде. – Но, лошадка! – Рикки повернул голову и с мольбой посмотрел на Коллена. – Но!