Прощальный подарок Карла Брюллова - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Алейникова cтр.№ 47

– Так что все-таки случилось? Зачем приходил? – спросил в дверях Пичугин, задержав Виктора за руку.

– Выразить соболезнование. Но, вижу, вы в нем не нуждаетесь. – И он, взглянув выразительно на Раечку, побежал вниз по ступеням, давясь по-детски крупными слезами.

– Николай Наумович, вы же участковым лет двадцать работаете, наверняка каждого знаете, район старый, жильцы меняются редко, некоторых небось еще со школьной скамьи помните, – без смущения курил фимиам скромному, пожилому участковому Павел Артемьевич.

– Ну, это да. Некоторые ребята, бывало, уж на что озорные в детстве были, боялся, как бы в колонию не загремели, а выросли, глядишь, нормальными людьми стали. Женились некоторые, а то и дети пошли, – качал согласно седеющей головой участковый. – Да только, вот убей, не знаю, к кому и обратиться. Я же с вами сам по квартирам ходил.

– А вы все же подумайте. Нам с вами свежего взгляда не хватает. Может, какой-нибудь старичок бессонницей страдает, а мы его и забыли. Или, может, гражданка какая с вечерней смены домой могла идти, или парень девушку провожал. А?

– Да нет. Нет… Хотя… – нахмурился, соображая, участковый. – Есть, пожалуй, такой вариант!

– Слушаю, – внимательно подался вперед Павел Артемьевич.

– Вечером седьмого на кинотеатре «Ленинград» гирлянду праздничную замкнуло. Я как раз домой шел, а там электрик на лестнице у столба возился, еще закурить попросил. И как раз жаловался. Ему домой идти, а тут замыкание, и нет бы в другой какой день, а то в праздник. И еще жаловался, что теперь до ночи провозится, потому как начальство велело, пока не отремонтирует, домой не уходить, а он никак не мог найти, где замкнуло. Может, он видел машину ту?

– А разве от кинотеатра улицу видно? – с сомнением спросил Павел Артемьевич.

– А он не у самого кинотеатра возился, а у того столба, что напротив восемьдесят третьего дома, углового с Потемкинской улицей, стоит. Оттуда мог видеть.

– Так, отлично. Вы в котором часу с ним говорили?

– Да часов в десять, не раньше. У нас на работе праздничное заседание было. Днем-то все на дежурстве были, а вечером заседание, потом концерт самодеятельности. Домой шел около десяти.

– Так, от кинотеатра до дома Пичугиных метров четыреста, не больше, так? Освещение в тот вечер было хорошее. Погода ясная, к вечеру подморозило. Мог и разглядеть, как считаете? – повеселев, спросил Павел Артемьевич.

– Мог, – уверенно подтвердил участковый.

– Где мне этого электрика найти?

– В кинотеатре, наверное. Он у них в штате работает. Павел Артемьевич! Постойте! Вот я старый дурень! Еще вспомнил!

– Ну, давайте, давайте, – останавливаясь, с улыбкой потребовал Павел Артемьевич.

– Напротив, через улицу, наискосок от дома Пичугиных. Григорьев Дмитрий Тарасович одна тысяча пятьдесят седьмого года рождения. Шофер, в рейсы ходит. Так вот он как раз в тот день из рейса вернулся! Он по неделям дома не бывает, так что для Таисии, жены его, каждый приезд мужа – праздник. А тут еще и седьмое ноября. Наверняка не спали! А Митька, он курящий, всегда у форточки дымит. И комната у них окнами на улицу, мог и видеть чего. Только вот он опять в рейс ушел, не знаю, когда вернется. А жена у него баба горячая, хозяйственная, – краснея, поведал Николай Наумович, – так что сперва наверняка накормила до отвала, ну а уж потом… Гм, гм… Сами понимаете. Дело-то еще молодое.

– Ладно, навестим и ее, узнаем, когда муж вернется, – кивнул Павел Артемьевич.

– Ну, вот, товарищ следователь, сдвинулись с мертвой точки, – бодро доложил Паша Ребров, устраиваясь поудобнее в кабинете приятеля.

– Раскопал что-то интересное?

– Вроде что-то наклюнулось. Правда, одна ниточка оборвалась. Был у меня на примете один электрик, который мог видеть машину грабителей, но, увы. Закончил раньше, чем они появились. Но зато имеется шофер. Сейчас он в рейсе, но послезавтра должен вернуться. Так вот его окна аккурат напротив нужной нам арки находятся. На другой стороне дома. Сам проверил, видимость идеальная. И по свидетельству жены, вечером седьмого Костюхин, это фамилия шофера, был дома и не спал, и курил у окна неоднократно. Так что ждем. Ну а что интересного у тебя? Видел Пичугину?

9 ноября 1972 года, Ленинград

– Здравствуйте, Любовь Георгиевна, простите, что так часто приходится вас беспокоить, – поднимаясь навстречу вошедшей Пичугиной, проговорил Владимир Александрович. – Проходите, давайте пальто, я повешу его у секретарши.

– Брат написал заявление, как вы и просили.

– Да, оно уже у меня, – кивнул следователь.

– Тогда зачем вы меня пригласили? Появились какие-то новости? – Сегодня Любовь Георгиевна выглядела гораздо спокойнее и увереннее, чем во время их последней встречи, в ее красивом лице появилась прежняя едва заметная надменность, а в голосе то и дело проскакивали повелительные нотки.

– Нет. Пока нет. Версия с карточными шулерами окончательно отпала, так что сейчас мы продолжаем отрабатывать другие версии. – После секундного колебания Владимир Александрович обошел свой стол и сел на место посетителя напротив Пичугиной. – Любовь Георгиевна, мне понадобится ваша помощь, – доверительно проговорил он, но желаемого действия ни тон, ни выбор места не дали. Пичугина вернулась в отполированную скорлупу защищенного благополучия.

– Разумеется, – ответила она холодно и равнодушно. – Что от меня требуется?

Следователь Соболев был довольно молод, меньше сорока, форма шла к его правильному, немного скучному лицу, с честными, серыми глазами и крупным прямым носом.

«Добросовестный служака, – определила для себя Любовь Георгиевна, – без особых карьерных видов, до полковника, может, и дослужится, но дальше тупик».

С такими, как Соболев, просто и надежно иметь дело. Ей такие субъекты никогда не были интересны.

Любопытно, а что он думает о ней? Кажется, она ему даже нравится. Это было приятно, из праздного женского кокетства романов на стороне Любовь Георгиевна никогда не заводила. Может, стоит быть с ним чуть теплее?

– Любовь Георгиевна, мне кажется, что к краже картин имеет отношение кто-то из вашего окружения. Возможно, он сделал это не сам, а чужими руками, и необязательно с целью обогащения. Им могли двигать месть, зависть, обида. А мог и простой расчет. Припомните, пожалуйста, с кем у вас или у вашего мужа были ссоры, разногласия, какие-то недоразумения. Может, кто-то вам завидовал?

– Владимир Александрович, нам завидовала и завидует добрая половина наших знакомых, – усмехнулась Любовь Георгиевна. – Моя семья и семья мужа занимают весьма видное положение в обществе. Плюс коллекция картин, зарубежные командировки, профессиональные успехи мужа. Поводов более чем достаточно. А уж в живописных кругах!.. – взмахнула ухоженной наманикюренной ручкой Любовь Георгиевна. – Семья моего мужа насчитывает пять поколений художников. Основатель династии Афанасий Иванович Пичугин начинал свой творческий путь еще при Николае Первом, дружил с самим Карлом Брюлловым, у нас в семье хранится подаренная им картина. – Владимир Александрович при этих словах уважительно и даже восхищенно покачал головой, вызвав одобрение Любовь Георгиевны. – Но главная фамильная особенность Пичугиных – это успех. Да, да. Я нисколько не иронизирую. Художники рода Пичугиных не значатся в анналах, нет. Это всегда были скромные труженики, крепкие мастера, их имена не прогремели в истории, но им было даровано иное. То, о чем мечтает, наверное, каждый художник. Они были признаны при жизни, востребованы, популярны, любимы публикой. А разве не о таком признании мечтает в душе каждый мастер? Подумайте сами, разве Ван Гог или Рембрандт, прозябая в нищете, голодая, не мечтали о сиюминутном признании? Разве было им дело до каких-то неведомых потомков, которых они не узнают и не увидят? Нет. Им хотелось признания здесь и сейчас, как всякому нормальному человеку. Им хотелось простого человеческого счастья, успеха. И вот Пичугиным оно даровано! Да, им всегда завидовали и завидуют, возможно, их ненавидят, кто-то их презирает, но факт остается фактом, Пичугины успешные и одаренные люди, труженики, мастера своего дела, хотя, возможно, и лишенные искры гениальности. И знаете, чтобы вы не думали, что мой муж – этакий меркантильный карьерист, скажу вам как человеку тонкому и понимающему. В молодости мой муж очень страдал от собственной посредственности. Это он так считал. Юношеский максимализм – разрушительная сила. Он был готов расстаться и с достатком, и с успехом, и с признанием, лишь бы обрести искру озарения, каплю гениальности, но, к счастью, он вовремя повзрослел, обрел уверенность в себе, недостающую многим житейскую мудрость и сейчас совершенно счастлив.