– Почему ты все эти годы один? Только не смей мне врать, что был тайно в меня влюблен. Не поверю. И презирать стану за вранье. Так почему ты не женился? Ты ведь не гей. Ты нормальный. Девки у тебя были. Много. Почему не женился?
– Хотел хранить верность только вам, Кира Сергеевна, – ответил он минуты через три раздумья. – Я же верный пес. Вы знаете.
– Знаю.
– А верность, она… Она пополам не делится. Я так считаю. Да и некогда мне было.
– И в этом я виновата тоже. Я украла у тебя всю твою личную жизнь, – всхлипнула Кира Сергеевна.
Ее крупные ладони легли рядом с тарелкой с кутьей. Обхватили ее, стиснули. Если бы тарелка была не из серебра, а из стекла, она бы точно лопнула от той силы, с которой вонзились в ее края ее пальцы.
– Я украла у тебя личную жизнь. У Ильи украла саму жизнь. Я проклятая старуха! Никому не нужная, богатая, проклятая старуха! Он ведь… Он ведь меня пытался прикрыть. Понимаешь?
Гарик промолчал. Он был там. Он все видел.
– Он думал, что я на костылях. Что я беспомощна. И бросился меня спасать. Бросился на линию огня, Гарик! А я… Я все это время врала ему! Эти чертовы костыли… Убить хотели меня, а он меня спасал. Подставился. Дурачок… Такой хороший мальчик…
Она снова протяжно завыла. Гарик с радостью бы оглох, лишь бы не слышать этот нечеловеческий вой. Но не выходило. Ему приходилось слушать это уже несколько дней подряд. Поначалу это были еще и слезы. Море слез. Теперь они высохли. Остался вой, от которого по его телу ползли мурашки. А довести его до такого состояния еще надо было постараться. Он был непробиваемым. Всегда.
Вой неожиданно прекратился. Она подняла голову, глянула на него тяжелым мутным взглядом.
– Что ты молчишь?
Он молчал.
– Не согласен со мной?
Он отрицательно мотнул головой.
– Почему?
– Тот, кто стрелял, знал свое дело, Кира Сергеевна.
– И что?
– Он не мог промахнуться.
– То есть ты считаешь, что стреляли не в меня, а в Илюшу?!
Со стола полетела кутья в серебряной тарелке. Следом блюдо с оладьями, мед, тарелки с колбасой, сыром, яйцами, огурцами. Она уничтожала поминальный обед, который приказала готовить каждый день. Когда на столе не осталось ничего, кроме накрытого куском хлеба стакана с водкой, она остановилась.
Встала и тяжело, с присвистом дыша, принялась ходить по гостиной. Он уже и забыл, как это выглядит, когда она ходит самостоятельно, без костылей. Сгорбившаяся, толстая, на кривых ногах с крупными ступнями, она напоминала медведицу. Раненую медведицу. И Гарику на какой-то миг сделалось страшно. По-настоящему!
Он предвидел, что теперь начнется.
Кира начнет мстить, и мстить без разбору. Она начнет убивать людей пачками. Его руками! А он уже не тот. Он утратил хватку. И у него нет уже иммунитета от чужой боли. Ему часто снились те, кого он отправил на тот свет. И он часто во сне каялся и просил у них прощения.
Она вот спросила, почему он не женился, почему не завел семью?
А ответ прост. Он не хотел, чтобы его семья расплачивалась за его страшные грехи. Он размяк? Стал тряпкой? Или в его организме вдруг ожила душа?
Может быть. Все может быть.
– А за что было убивать моего мальчика, Гарик? Что он сделал не так?
Кира Сергеевна остановилась возле окна, уставилась на деревья, возле которых суетился садовник. Произнесла сквозь стиснутые зубы:
– Порубить! Порубить все к чертовой матери!
– Что? Что, не понял?
Гарику снова стало страшно. Кого порубить? Как? Уже началось, да?
– Деревья! Сад… Не хочу больше ничего. Закатать все в асфальт! Не нужны мне эти чертовы деревья. Пусть вырубает. Выкорчевывает. Что хочет пусть делает! Но чтобы их тут не было.
– А что вместо них?
Честно? Гарику тоже не нравилась эта тропическая поросль. Столько на них уходило денег, столько Сашке-садовнику с ними было мороки. На зиму укрой, зимой наблюдай, чтобы не промерзли, чтобы стволы не сгнили, если зима не морозная и влажная. С весны по осень начиналось цветение. И по его личному мнению, вонь в саду стояла невыносимая. Он не мог там находиться. Сбегал. Потому что принимался чихать и кашлять от аллергии.
– Вместо них пусть елки сажает. Или кипарисы. Кипарисы хочу, – произнесла она капризно. И пошла от окна к двери. – Отдохнуть хочу. Не тревожь меня. Буду отдыхать и думать.
Она прошла мимо него. Медленно, сильно сутулясь, добрела до двери. Оттуда глянула на него с прищуром.
– Говоришь, не меня убить хотели?
– Думаю, да.
– А чего тогда два выстрела было, умник? Два! – Она потрясла в воздухе пальцами. – Первый – в стойку машины попал, сантиметрах в трех от моей головы. А второй уже в Илюшу, когда он меня закрыть пытался. Не-ет, Гарик. Меня заказали. Меня. А если ты думаешь иначе – значит мозги окончательно пропил.
– Понял.
Он поднялся как по команде и пошел за ней следом. Ее несогласие значило, что они теперь на осадном положении. Это круглосуточное дежурство по периметру дома и вне его стен. Осмотр любой комнаты перед тем, как ей туда войти. Осмотр машины. И, выражаясь ментовским языком, постоянные следственные действия.
Он обогнал ее в коридоре перед лестницей. Пошел впереди нее. Вошел привычно в комнату, оставив ее у двери. Проверил всё: шкафы, комоды, заглянул за портьеры. Всё, как в девяностые и начале нулевых, когда его хозяйка по лезвию ходила и он вместе с ней.
– Все чисто, – оповестил он ее, выйдя из ее спальни. – Отдыхайте, Кира Сергеевна.
– Я отдохну. А ты нет, – ткнула она ему пальцем в грудь, останавливаясь в дверях. – Ко мне приставь кого-нибудь потолковее и понадежнее.
– Так точно.
– А сам семейку нашей невесты проведай. Как она там горюет? – Она подняла на него взгляд, полыхающий ненавистью. – И папу ее особенно расспроси. Где он был на момент выстрела, с кем общался, какие еще гости у них в квартире были. Помнишь, что он на поминках сказал?
Как, интересно, он мог помнить, если его даже за столом не было?! Он все время контролировал людей на входах и выходах, метался по стоянке.
– Нет, не слышал. Меня не было в обеденном зале.
– А, ну да… – Она шагнула в спальню, повернулась к нему спиной, проговорила невнятно: – Что-то о гостях он говорил. О каких-то незваных гостях. Узнай, что это были за люди? И сам он… Сам он где был на момент выстрелов? Кто вообще это такой? Что за Пантелеев, который на Пантелеева не похож ни черта? Тебе что-нибудь удалось выяснить?
Интересно, как он мог выяснить, если уже две недели не отходит от нее! Только что в сортир не водит. А чтобы выяснять, это надо метаться, не спать и не жрать.