Время было неспокойное – строительство «капитализма с человеческим лицом»: одни стремительно взлетали вверх, воспользовавшись удобным случаем и моментом, другие – тихо тонули без всяких надежд на перемены к лучшему. Потребности у Александры были минимальные, и поэтому на жизнь ей хватало. Иногда, открывая холодильник, она видела там лишь кусок зачерствевшего сыра, остатки колбасы и пару яиц. С голоду не помирает – и ладно. Чего еще надо?
И с личной жизнью было – никак.
Александра была выше среднего роста, поджарой, спортивного телосложения, темные гладкие волосы она зачесывала назад и делала хвост или пучок. Серые глаза, красивой формы брови, полноватые губы, безупречно белые зубы. Тридцать два года. И за всю жизнь – двое мужчин. Кому сказать – никто не поверит. Или поднимут на смех.
Первый кавалер был из студенческой жизни, и Александра уже плохо помнила его лицо. Тонкий юноша, немного заикавшийся в минуты сильного волнения. Он привозил ей из подмосковной деревни яблоки – вкусно пахнущую антоновку. У него там жила бабушка. Она встречались с ним одну осень. Ее почему-то потянуло к нему, но уже на первом свидании она поняла, что у них ничего не получится. Просто поняла, и все. Они встречались у него на даче или в квартире, когда не было родителей, часто уезжавших в командировки за границу. Вскоре они и вовсе перебрались туда жить, взяв с собой сына. Они расстались, договорившись обмениваться по электронке письмами, но потом и эта переписка сошла на нет.
Следующий кадр был уже после окончания института, и эта связь продлилась целых два года. Он был женат – тридцатичетырехлетний выхоленный мужчина. Олег сразу предупредил Александру, что из семьи он не уйдет, так как любит своих детей. При этих словах он взял ее за руку и сказал, что они, как взрослые люди, могут все устроить так, чтобы никому не причинять боли и неприятностей. Пока он говорил, Александра смотрела на него и думала: может быть, лучше такой роман, чем никакого… Она согласилась, но вскоре поняла, что это была ошибка. Олег не рассеивал ее тоску, а только умножал и увеличивал. С ним она испытала худший вид одиночества – одиночество вдвоем. Но и порвать было страшно, ведь так у нее была хотя бы иллюзия, что есть мужчина. Эти встречи проходили раз в неделю по пятницам перед законным супружеским уик-эндом. В пятницу жена, ее звали Лариса, уходила к своим родителям, к старенькой матери и парализованному отцу. А ее муж тем временем воровато урывал моменты для своей личной жизни. Он являлся к Александре сразу после работы – в начале восьмого, проходил на кухню и ставил на стол сумку с продуктами. Этот «набор джентльмена» обязательно включал в себя коробку шоколадных конфет, красное полусладкое вино, копченую колбасу, сыр, помидоры черри и фрукты – яркие апельсины, виноград и киви. Александра пыталась объяснить Олегу, что апельсины она не любит, а от киви у нее вяжет рот. Но он не слушал ее и приносил этот «набор» каждый раз. Олег приходил, Александра быстро накрывала на стол, они пили вино и разговаривали ни о чем, он рассказывал о своих делах, а она слушала его вполуха.
Умом Александра понимала, что нужно рвать эти отношения, и чем скорее, тем лучше, но почему-то все тянула и тянула… Но когда она сказала Олегу, что между ними все кончено, он вскинул на нее глаза и спросил: «Разве нам было плохо?» Глядя на этого уже начинающего полнеть мужчину, она чуть не рассмеялась. В его, мужском, понимании «хорошо» – это были встречи раз в неделю, скучный секс и редкие звонки с вопросами: «Как ты?» и «Как дела?» В один прекрасный момент Александра поняла, что от этих дежурных вопросов у нее уже сводит скулы. Раздельные праздники, грошовые подарки и ощущение заевшей на одном месте пластинки…
Этот разговор произошел в одном из кафе, куда Олег вызвал ее для объяснения: почему она не отвечает на звонки и избегает встреч. Александра думала: идти или не идти. Но потом поняла, что нужно сказать все в лицо, иначе он от нее не отстанет, будет звонить и добиваться внимания.
– Да, – громко сказала она. – Нам было плохо. Точнее – мне. Как тебе – не знаю. – И встала, боясь, что он окликнет ее и будет пытаться вернуть обратно. Но очевидно, в тоне, каким она сказала эти слова, было нечто, что убедило Олега в ее окончательном и бесповоротном решении – расстаться с ним.
Ее никто не окликнул, отныне она была свободна, и Александра ощутила легкость в теле и стремительность.
Она вышла-выбежала из кафе и вдруг решила не ехать домой, а пройтись по бульвару.
Была осень, вечер, дождь… мокрые листья устилали Гоголевский бульвар. Начинало темнеть. Зонтика у Александры не было, но она не шла, а словно летела, у нее было чувство, что только что рассталась с чем-то надоевшим и постылым, а впереди ее ожидает нечто хорошее. Народу на бульваре почти не было, Александре вдруг захотелось распустить волосы, и она стянула резинку с волос. Дождь усилился, но она не обращала на него никакого внимания. У нее развязался шнурок на полуботинке, и она подошла к скамейке, чтобы завязать его покрепче. Неожиданно под скамейкой Александра увидела светлое пятно. Это была бездомная собака, забившаяся туда от дождя. Она посмотрела на нее без всякого выражения и снова уткнулась носом в лапы.
– Эй! – тихонько позвала ее Александра. – Ты что тут делаешь? Промокла небось? – И Александра, нагнувшись, протянула руку, чтобы погладить собаку.
Собака подняла вверх морду. Нос был мокрым, морда – тоже. Псина издала тонкий звук, похожий на сдавленный писк, и тяжело вздохнула. Александра замерла, вздох был так похож на человеческий, что ей стало не по себе. «Иди с миром, – казалось, говорил этот вздох, – ступай. У тебя – своя жизнь, у меня – своя. Ты здесь покрутилась и ушла, а мне ночевать и дневать на улице. У тебя теплый дом, а у меня мокрый асфальт. И ела я позавчера. Но кого это волнует…»
– Эй! – Александра присела на корточки и позвала собаку. – Не грусти. Все еще наладится. Жизнь – штука непредсказуемая. – И она почесала собаке за ухом. И вдруг та подползла ближе к ней и уткнулась носом в ладонь.
– Не грусти… – машинально сказала Александра… – Пожалуйста… – Она гладила ее, фонарь бросал на аллею неясные блики, и в темноте глаза собаки блестели… – Не грусти, потому что теперь у тебя наступит совсем другая жизнь… Ты будешь жить у меня. Договорились?
Собака подняла морду и недоверчиво посмотрела на Александру, словно вслушиваясь в ее слова…
– Ты меня понимаешь, да? Это хорошо… Ты у меня умная… Ну давай, вылезай, пойдем с тобой в метро… Нет, в метро нас с тобой не пустят. Возьмем такси и поедем домой. Таксист тоже может ворчать, но мы ему заплатим…
С собакой Александру взяла только третья машина. Частник расстелил на заднем сиденье большой целлофановый пакет и буркнул: «Сидите и не двигайтесь, понятно? А то все сиденье измажете…»
– Мы будем не дышать, – пообещала Александра. – Правда? – и посмотрела на собаку.
Та согласно завиляла хвостом.
«Я буду послушной, я вообще могу не двигаться…»
Всю дорогу они сидели тихо. Как мышки. Собака как будто бы и правда боялась пошевелиться… Знакомые улицы в вечернем свете были какими-то незнакомыми. Шофер затормозил у дома, где жила Александра.