Туман, всюду туман. Жадный, липкий, укутывающий в тесные объятия и убаюкивающий вечным сном. Сувор бежит сквозь серо-белую вату, спотыкаясь о корни, натыкаясь на ветви деревьев, которые хлещут по лицу с мстительно злобой. А где-то позади неспешно идет тот, кто раньше был Шевой. Играет с Сувором в кошки-мышки.
«Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана», – слова детской считалочки слышны отовсюду, на них нанизываются другие слова на другом языке, но Сувор их понимает:
«Мертвый месяц пришел снять жатву.
Хорошо поспели люди.
Пора готовить сытую еду,
Снимать урожай из человеческой плоти».
Стих нелепый, и можно было бы зачитать в ответ:
«И не складно и не ладно,
У тебя в трусах прохладно».
Но Сувору не до смеха, слова звучат как обещание конкретно для него, и от этого сердце проваливается глубоко в живот, а самого Сувора гонит вперед животный страх. Он не знает, куда метнуться, не разбирает дороги, мчится и мчится, пока не упадет замертво на землю. И тут Сувор краем глаза замечается темный ком, скорчившийся в кустах. От этого сердце подпрыгивает в макушку, а он сам летит в сторону, запутавшись в ногах.
– Помоги, – шепчет Котеныш, а это она. – Я ступню подвернула.
Сувор трясет головой, он в ужасе. Какая помощь, о чем это она? Надо бежать, пока до него не добрался тот, кто не забывает обещать в тумане:
«Сдерем их блеклую кожу,
Нанижем шампура сочным мясом,
Высосем мозг, вспорем живот
И погрузим лапы в горячую требуху.
Ведь мертвый месяц народился».
Котеныш все поняла, она не просит – плачет, и Сувор приходит в себя.
– Идти сможешь? – спрашивает он.
– Потихоньку, – признается Котеныш.
Сувор помогает ей встать, она наваливается на его плечо всем весом, а похудеть бы ей не мешало, и они медленно бредут сквозь туман. Тени и тушь у Котеныша размазались вокруг глаз, и она похожа на выходца из фильма ужаса.
Сувора тошнит от ужаса, его колотит, но он сделал выбор. И для того чтобы его вновь не унесло в пучину паники, Сувор запевает:
«Пусть мертвый месяц еле освещает путь,
Пусть звезды давят нам на грудь, не продохнуть».
Котеныш начинает подпевать. Сперва робко, не попадая в такт и путая слова, затем все громче. Наконец, они оба горланят песню, что есть мочи. И страх отступает, туман понемногу рассеивается, а впереди виднеется деревня – «Моркина гора».
– Держись крепче, – произносит Сувор, – мы обязательно дойдем. Немного осталось.
– Меня зовут Лиза, – зачем-то сообщает ему Котеныш, – хочу, чтобы ты знал.
И Сувор согласно трясет головой: да, Лиза. Почему-то это кажется сейчас важным. Никаких Сократов и Котенышей, только Сувор и Лиза. Они дойдут, ведь деревня совсем рядом.
Глава двадцатая. Королева красоты
Нина прицепила веревку, связанную из бывших простыней и полотенец, себе на талию. Второй конец – на ручку входной двери. Никита остался в избе, он должен был выйти минут через пять после Нины. На мгновение Нине сделалось жутко. Зачем рисковать собственной шкурой, когда можно сделать вид, что происходящее тебя никак не касается? Дождаться утра, а потом спокойно отправиться домой? А остальные… Ну им просто меньше повезло. Попали не в то место не в то время. Тем более, Нининой вины в этом никакой.
Ну предложила она встретить всем вместе Хэллоуин, так что? Нина имела в виду Москву, а не Моркину гору, про дом в которой зачем-то вспомнил Никита. А остальные тут же оживились и поддержали его идею. И, как ни странно, даже субботы у всех выпали свободные. Небывалое совпадение. Какие же они дураки! Нина вспыхнула: и она тоже. Ни разу не задумалась: в чем здесь подвох? Ведь все слишком гладко складывалось!
Но нет же! Ни один из друзей не усомнился. И родители поддержали. Нинины даже обрадовались: мол, тебе полезно больше времени проводить на свежем воздухе, и вообще, нельзя так много заниматься. Ага! Отстать от программы легче легкого, а вот догонять… Такое и ей не под силу. В ее группе все учатся, не поднимая головы от учебников и тетрадей. Зря она, что ли, в школе грызла гранит науки? Зря нормы ГТО сдавала? Нет уж. Нина закончит МФТИ, не позволит, чтобы ее потом жалели, скрывая насмешку: мол, не потянула, недостаточно умной оказалась. Нина всем докажет, что она лучшая.
Туман почти весь истаял. Непонятно: когда Нина смотрела в окно, казалось, он настолько густой, что хоть ножом режь. А сейчас видны силуэты соседних домов, забор и деревья. Волков нет и следа, даже на снегу их отпечатков не осталось. Только луна напоминает, что тут не все в порядке. Луна – единственная свидетельница, что реальность сдвинулась. Нина достала смартфон: нужно сфотографировать. Может, потом пригодится.
Она пролистала фото: ну как всегда! Мощности камеры еле хватило, чтобы запечатлеть бледное пятно. А ведь на деле луна громадная и нависает над землей как неотвратимая угроза, обещая когда-нибудь смертельное столкновение. Пятна на ней удивительно складываются в изображение черепа: видны провалы глазниц и дырка вместо носа. А еще заметна тень обычного месяца, который почти истаял на пороге новолуния. Как в той игре – «Мертвый месяц». Про нее писал Сувор Евгеньев в своей одноименной книге, ее привезла Оля. Руки бы ей за это поотрывать. Ну, и за Даню, конечно.
Она обернулась: веревка по-прежнему тянулась за ней, живя по собственным физическим законам. Нина все верно рассчитала. Эта реальность другого толка, тут мысль вполне себе материальна. И Нина внесет в нее свои коррективы. Пространство за домом растянулось во все стороны, став бескрайней белой пустыней, но Нину это не пугало: она знала, что может вернуться в любой момент.
Ей померещилось движение справа. Нина резко остановилась и посмотрела туда. Перед ней возникла странно знакомая девушка: среднего роста, с русыми волосами, уложенными наверх. Нина с удивлением рассматривала свое отражение: это оказалась она, но точно перед конкурсом красоты. Один единственный раз, когда Нина так выглядела, был на выпускном балу.
Нина вплотную подошла к неизвестно откуда появившемуся зеркалу. На ней по-прежнему были темно-синие, чуть широковатые джинсы и темно-зеленая куртка. В зеркале же она отражалась в виде сказочной принцессы. В бальном платье цвета фуксии с обнаженными плечами и декольте. В ложбинке на тонкой платиновой цепочке повисла бриллиантовая капля. В ушах виднелись такие же серьги. Нина потрогала мочки: ничего.
Глаза умело подведены, ресницы, явно накладные, загибаются к тщательно прорисованным бровям. Губы кажутся чуть пухлее, а кожа свежее, чем обычно. Нина приподняла воображаемый подол: да на таких шпильках она и шагу бы не ступила! Но до чего же красивые туфли: с открытым носом, чуть более темные, чем платье. Нина покружилась, отражение зашуршало пышными юбками. Эх… Если бы так выглядеть в обычной жизни. Вместо кед и кроссовок нарядные туфли, на которые в метро норовит наступить каждый второй. Вместо скучных джинсов – шикарные платья. Только… Только тогда все заметят Нину, ей не удастся притвориться серой мышью. А что с этим делать, Нина не знает. Этому ее не научили.