Наблюдательница - читать онлайн книгу. Автор: Каролина Эрикссон cтр.№ 35

– Держи, – она протягивает мне один. – Мне кажется, швы не нужно накладывать. Рана неглубокая.

Склонившись над раковиной, я смываю кровь. Вероника уходит и возвращается с кофтой с длинными рукавами, флисовой толстовкой и пакетом для грязной одежды.

– У нас примерно один размер, – говорит она, не глядя мне в глаза.

Она закрывает дверь, оставляя меня одну. Я умываюсь и осторожно вытираю лицо. Набухшая шишка болит, но видно, что Вероника права. Рана широкая, но не глубокая, и кровь уже начала сворачиваться. Я выхожу из ванной комнаты, одетая в ее одежду, с пластырем на лбу, и вижу ее в кресле перед журнальным столиком с бокалом виски в руке.

– Я кое-чего не понимаю, – говорит соседка.

Она вертит бокал в руках, отчего льдинки позвякивают. После ванны мне полегчало, но теперь головокружение вернулось. Ноги меня едва держат.

– Ты меня не знаешь. Вообще не знаешь. Но, тем не менее, сочла тревогу Лео достаточно серьезной, чтобы поехать за мной сюда. Можешь объяснить почему?

В этот момент комната начинает вращаться, а в глазах темнеет. Голос Вероники доносится словно издалека, он говорит мне лечь на диван. Я чувствую, как она помогает мне прилечь. Я закрываю глаза, а когда открываю, вижу на столике перед собой стакан апельсинового сока. Каким-то чудом мне удается сделать несколько глотков и снова упасть на диван.

Вероника закидывает одну ногу на другую и делает глоток виски. Лицо у нее спокойное, испуг полностью прошел. Может, она поняла, что в моем состоянии меня нечего бояться, или потому, что знает, что скоро приедет полиция.

– Так что заставило тебя так за меня тревожиться?

Сперва я думаю не отвечать – я не обязана ничего объяснять. Потом вспоминаю, как преследовала ее, как бежала за ней к дому, о страхе в ее глазах, когда она увидела меня за спиной, о том мгновении, когда я поняла, что Филипа и Рыжеволосой тут нет.

Я снова тянусь за соком.

– Дело в том, что я кое-что видела…

Вероника не сводит с меня глаз. Сейчас, видя ее так близко, я поражаюсь тому, какая она красавица.

– Что-то видела?

Я открываю глаза и рассказываю о том утре, когда я видела в окно, как она расправлялась с букетом роз при помощи ножниц, как раздирала его в клочья, а потом кричала и плакала.

Вероника сначала бледнеет, потом краснеет.

– Ах вот оно как, – произносит она. – Это было… Понимаю, что со стороны это выглядело странно… Странно и нездорово…

Она подносит бокал ко рту, но тут же опускает.

– Это на меня не похоже. Но я могу все объяснить.

И она рассказывает, что собиралась уехать на выходные. Это было давно запланировано, и Филип, ее муж, обещал остаться дома с Лео. Но в день отъезда заявил, что ему нужно в командировку, возникшую неожиданно из-за встречи с важным клиентом.

– Я протестовала, говорила, что эта поездка важна для меня, но он все равно уехал, хоть и понимал, что мне придется отменить свои планы. Я страшно разозлилась и потеряла контроль над собой.

Она подносит к губам бокал и делает несколько глубоких глотков. Я смотрю на ямочку у нее на горле, смотрю, как движется кожа, когда она сглатывает. Я продолжаю говорить, словно внутри меня запустился механизм, который уже невозможно остановить.

– Потом через несколько дней я снова видела странную вещь. Вы ужинали, а потом ты начала плакать, выбежала из кухни и не вернулась.

Вероника резко поставила полупустой бокал на стол между нами.

– Это у тебя привычка такая? Сидеть за столом и следить за нами в окне? Мне так это понимать?

Я пытаюсь добавить своему голосу искренности и раскаяния.

– Да, это со мной случается.

– Почему? Тебе больше нечем заняться?

Тон был резкий.

– Нет. Нечем. С тех пор, как мы с мужем расстались.

Это ее осаживает.

– Вот как… – отвечает она. – Понятно.

Головная боль усиливается, и я закрываю глаза. Потом вспоминаю, что сестра по-прежнему дома и ждет моего возвращения. Мне нужно связаться с ней, сказать, что все в порядке. Я роюсь в карманах в поисках телефона, но не нахожу его. Потом вспоминаю пакет с грязной одеждой, в котором лежит и жилет. Наверное, телефон в кармане. Я сажусь и роюсь в мешке до тех пор, пока не нахожу то, что искала. Набираю эсэмэс сестре, отправляю и откладываю телефон в сторону. Думаю, что отдых должен был прибавить мне сил. Если сейчас приму обезболивающее, наверняка смогу доехать до дома.

– Мне нужно… Мне пора…

Я кое-что вспоминаю, верчу шеей, выглядываю в окно. Вижу только темный лес и пустую дорогу.

– Полиция должна была уже прибыть, разве нет?

Но Вероника не слушает. Она подливает виски в бокал.

– Можно спросить почему? – говорит она, затыкая бутылку пробкой.

– Что почему?

– Почему вы развелись?

Я ерзаю на диване.

– Мы не развелись, а расстались на время.

– На время? Это как?

– Это значит, что мы решили пожить раздельно три месяца, а потом решить, что делать дальше с нашим браком. Если решим его сохранить.

Вероника постукивает обручальным кольцом по бокалу.

– И?

– Прости?

– И что вы решили? Сохранить брак или развестись?

Внутри у меня все сжимается.

Пожалуйста, вернись домой. Я люблю тебя. Всегда любил и буду любить.

Я наклоняю голову.

– Я не знаю.

Из мешка раздается какой-то звук, я понимаю, что это сестра ответила на сообщение. В висках гудит. Я не знаю, что мне делать, не знаю, чего от меня ждут. Я ни в чем не уверена.

Голос Вероники вырывает меня из размышлений.

– …в том, что я хочу закончить обучение. И из-за этого мы с Филипом ссоримся. Он не понимает, насколько это для меня важно. И что я непременно закончу учебу.

Она склоняет голову набок.

– Понимаешь?

Я откидываюсь на спинку кресла, потом снова выпрямляюсь.

– Думаю, да…

Вероника делает еще один глоток виски.

– Я бросила учебу за год до окончания, – продолжает она.

Она ждала ребенка, Лео, и надеялась продолжить обучение после декретного отпуска. Но удачная возможность так и не представилась. Время шло. Сначала Лео был маленький, потом Филипу нужно было строить карьеру. Она работала на временных работах на полставки и ждала, когда наконец придет ее очередь заняться карьерой. Филип все время говорил, что такой момент наступит. «Твое время придет, дорогая, твое время придет», – повторял он как мантру.