— Я не дома.
— Отлично. Скажи, где ты.
— Занят.
— Это не место, Адам.
— Это состояние, Кент. Ты прав. Но это так.
— Я тоже занят. Завтра у меня игра, дома ждут жена и двое детей, и ко мне приезжала полиция, искала тебя. Я найду время, и ты тоже.
Адам подождал несколько секунд, обдумывая ответ.
— Скажи, где ты, и я тебя найду, ладно? Просто скажи.
— Пойдем в «Хаслем». — Это должно было привести Кента в ярость — Адам не мог удержаться, чтобы не воткнуть эту иголку в брата, даже когда очень старался.
— Я не буду встречаться с тобой в стрип-клубе.
— Тогда у меня дома.
Единственное место, которое понравится Кенту меньше, чем бар с голыми женщинами, это дом, в котором прошло их детство. Нельзя было не заметить, что его буквально корчит, когда он переступает порог. Сколько лет он не входил в дом? Адам не мог вспомнить.
— Ладно, — помолчав, согласился Кент, и Адам тут же отозвал свое предложение, как игрок в покер, пожалевший о блефе.
— Увы, я не дома. Знаешь что, тренер, я приеду в школу. Встретимся у тебя в кабинете. Займешься делом, пока ждешь.
— Я не хочу ждать.
— Тогда я выезжаю, — сказал Адам и отключился.
Он подкидывал телефон на ладони, глядя в стену, пока не почувствовал, что у него сводит челюсти — так сильно были стиснуты зубы. Потом положил телефон и открыл холодильник. В упаковке из двенадцати банок пива, купленной вчера вечером, осталось пять.
— Увидимся в пять, Франшиза, — вслух произнес он, открыл банку «Короны», взял в другую руку вторую и вышел на улицу, чтобы выпить на холодке.
* * *
Кент был рад, что Адам выбрал школу. Ему не хотелось гоняться за братом по злачным местам города, а также встречаться с ним в двух местах, которые он называл домом, причем один из них принадлежал замужней женщине, муж которой сидел в тюрьме, а второй — мучительным воспоминаниям. Тщательно сохраняемым мучительным воспоминаниям.
Закончив разговор, Кент понял, что Адам не станет торопиться. Другого он и не ждал; брат должен был любым способом показать, что он главный. Кент сказал, что он не хочет ждать, и это означало, что его нужно заставить.
Кабинет тренера и раздевалки находились в одноэтажном бетонном здании позади зачетной зоны. Когда Кент подъехал и припарковался на пустой стоянке для машин, ему были видны плакаты, а также серебристые и красные вымпелы, работа болельщиков, родителей и чирлидеров. ПЛЕЙ-ОФФ: ВЫИГРЫВАЙ ИЛИ УХОДИ! — гласила надпись на одном из плакатов.
Ему так не хотелось уходить домой проигравшим, так не хотелось повторять те же слова о том, как он гордится своими мальчишками, гордится их характером и прошедшим сезоном — сезоном, который закончился тем, что его парни смотрят на ликующего соперника…
В этом году такое не должно повториться. Не с этой командой. Они были слишком сильны, слишком хорошо подготовлены, слишком опытны. Все на месте, все элементы, необходимые для команды чемпиона. Лучшая команда за всю историю города. Команда 89-го года им и в подметки не годится. Но команда 89-го года завоевала трофей, который стоит в этой витрине, заслужила кольца. Сделала свое дало. А он — еще нет.
У Кента хранилось одно из этих колец, но это не считается. В том сезоне он был новичком и не выходил на поле в серии плей-офф — просто стоял у края поля с блокнотом и рисовал схемы розыгрышей, пока Пит Андервуд, стартовый квотербек, руководил осторожной, тщательно рассчитанной атакой, самой скучной атакой в мире, с двумя раннинбеками, когда от квотербека не требуется ничего, кроме завершения передачи. Смотреть на это было неинтересно, но Уолтера Уорда не интересовала зрелищность, его интересовала победа. У них была сильная защита с мощными защитниками, и они просто изматывали соперника. В финале чемпионата они выполнили пятнадцать выносов мяча. Пятнадцать. Защитники соперника стянулись в карман, игнорируя угрозу вертикальных маршрутов, уверенные, что если им это удастся, они выиграют, потому что Андервуд не сможет обыграть их. А тренер Уорд смотрел на то, как его команда отваживалась на пас, и продолжал выносить мяч. До самой зачетной зоны.
Пророк справа.
Пророк слева.
Пророк справа.
Пророк справа.
Пророк справа.
Ни следа эмоций на лице, ни намека на страх, и даже когда они проигрывали в четвертой четверти, Уорд продолжал своим бесстрастным, уверенным голосом руководить розыгрышами мяча, и все на стадионе точно знали, что произойдет, в том числе защита, и все держалось на Адаме, который был пророком, выдвинутым вперед блокирующим, контакт с которым неизбежен. Тренер Уорд просто стоял, скрестив руки на груди, и повторял снова и снова, безжалостный и уверенный: «Вы должны это остановить, и вы не сможете это сделать».
Как это нравилось болельщикам! Хотите поговорить о силовой игре? Посмотрите пятнадцать розыгрышей мяча против лучшей защиты штата, когда не было сделано ни одной передачи. Адам всегда оказывался перед игроком с мячом. Он сыграл все попытки в финальной игре, в защите и в нападении, и в Огайо жили бывшие лайнбекеры с шатающимися зубами, которые его хорошо помнят. В тех пятнадцати розыгрышах они использовали четырех разных раннинбеков, но только одного главного блокирующего. Это был ключевой момент игры — демонстрация, как они это называли. В нападении команда всегда разыгрывала комбинации с выносом мяча, и Адам всегда был впереди. Каждый раз. Обычно его сменяли, обычно тренер Уорд берег его силу для защиты и коротких дистанций, но только не в тот раз. Пятнадцать розыгрышей подряд.
Как бушевала толпа на трибунах… Ничего подобного Кент не слышал в школьном футболе. И вряд ли еще когда-нибудь услышит. Это был некрасивый футбол, грубый и грязный, но именно поэтому он каким-то образом трогал сердца людей на трибунах. Кент не сразу осознал причину, а когда осознал, то стал лучше понимать игру, понимать, почему она порождала неистовую гордость в таких городах, как Кливленд, Грин-Бэй и Питтсбург. В таких, как Массиллон. Как Чамберс.
В тот вечер трибуны неистовствовали — люди плакали, он это помнил, он никогда этого не забудет, люди действительно плакали — не просто потому, что Чамберс выиграл. В тот момент победа еще не была гарантирована, до конца матча оставалось три минуты, и мячом владела самая сильная команда штата, получившая шанс вырваться вперед. Нет, дело в другом: они начинали с того, что были прижаты к своей зачетной зоне, проигрывали по очкам и испытывали недостаток времени, а их действия говорили: «Мы проиграем с таким подходом, другого быть не может», — и проигрывали, проигрывали, проигрывали, пока вдруг не стали выигрывать.
И люди на трибунах плакали.
Кенту потребовалось много времени, чтобы это понять.
Сегодня Кент был в раздевалке один; когда он включил флуоресцентные лампы на потолке, помещение залил белый свет, и на дальней стене тренер увидел фотографию команды 1989 года, единственную фотографию команды, которую он разрешил здесь повесить. Дело не в победах или поражениях, каждый день напоминал он своим подопечным, но в раздевалке висела всего одна фотография команды.