Вот и сегодня Инга сразу попросила слова.
– Игорь Федорович, Миша, мне хочется вспомнить разговор наш последний с Верочкой. Очень важный, как мне кажется. Помните, вы в новогодние праздники к нам приезжали. Она тогда сказала: «Знаешь, так рада, что летом удалось всем вместе в Марокко съездить. Втроем. Когда еще получится? Мишка же столько об этом слышал!» Я тогда в ответ еще расхохоталась: «Ну, мы об этом все много слышали! На каждом же дне рождения всегда ваш друг из Марокко выступал». На что Вера ответила: «Ну, вы раз в году, мы постоянно. Но ты знаешь, после этой поездки у меня появилось ощущение душевного покоя. Во-первых, я поняла, что мой ребенок вырос. Во-вторых, и это было для меня совершенно неожиданным, вдруг пришло новое ощущение: мне комфортней с мужем, а не с Мишей. Вдруг. Он уже взрослый, он другой. Вроде как я для него мама, авторитет, но уже раздражаю. Обидно, конечно. Но нужно принять это как данность. Нужно отпускать. И пусть себе женится, знакомится. Я решила к этому отнестись философски. У меня есть Степанов. После той поездки я взглянула на мужа по-новому. Знаешь, с большой благодарностью». Вера тогда много курила. Боже, как же красиво она это делала, – Инга запнулась, было понятно, что это была основная причина смерти. – Собственно, что я хотела сказать. Утрата эта невосполнима. Ушел из жизни очень хороший человек. Для вас, Игорь Федорович, очень и очень близкий. И сейчас вы просто еще не до конца поняли, что произошло. Понимание придет позже. И будет невыносимо тяжело и больно. Она вас очень любила. Помянем Веру. Сохраним память в наших сердцах…
Степанов подошел к Инге, обнял ее.
– Спасибо.
И дальше он заговорил, много и откровенно. Где-то все вместе смеялись, где-то вытирали слезы и уже перебивали друг друга, рассказывая что-то светлое, доброе, и воспоминания стали общими.
Степанов пошел провожать Ингу до метро.
– Вот что я тебе скажу, моя дорогая. Уже как доктор. Ты про Кольцова-то подумай. Сколько тебе лет? Сорок три?
Инга мотнула головой, хотела что-то сказать, но Игорь Федорович жестом остановил ее.
– Подумай, подумай. И не отметай. И клиника у него хорошая, и доктор он хороший. Советую по-дружески. И даже если Глеб сейчас артачиться начнет. Ясное дело, он думает, что ему не надо, вам не надо. Поверь мне – надо! И не только тебе, и ему надо. Если что, проведу с ним беседу, это я тебе обещаю. Главное, это все-таки твое решение. Так что думай! И спасибо тебе за сегодняшний вечер. Сама не знаешь, как важно было то, что ты сегодня сказала. Такой груз с меня сняла. У нас же не всегда все гладко было. И ревновал я ее к Мишке. Думал, что вообще уже для нее ничего не значу, только сын для нее существует. А тут вот оно как, – Степанов отвернулся. – Ну все, иди. – Он обнял Ингу и, подтолкнув ее вперед, не оглядываясь, поспешил к дому.
10
Кирилл сразу увидел Ингу на похоронах. Не помешал ни ливень, ни темный плащ, ни ее платок. Она сначала стояла одна, одиноко глядя в сторону. Все кучковались группами, и только Инга в стороне. Кирилл тогда подумал: «Двойной ушат воды». Это когда в дождь вдруг тебя окатывают из ведра. Ощущение примерно такое же. Как там в модном фильме «Начало» Кристофера Нолана? Сон во сне. Герой Леонардо ди Каприо постоянно внедряется в чье-то подсознание, погружая человека для этого в сон. И самое сложное – не запутаться: спишь ты или нет, где сон и где явь. На какой-то момент Кириллу показалось, что он спит. Не может этого быть. Откуда здесь может быть Инга? Хорошо, что женщина не сразу его заметила, а когда они встретились глазами, он уже пережил первый шок. Инга изменилась, располнела и все равно выглядела королевой. Она всегда умела себя подать.
Кирилл пытался рассмотреть ее сквозь пелену дождя. Да нет, та же Инга. Та же гордо посаженная голова, прямая спина, подбородок чуть вверх. Как ей идет платок, делает ее лицо еще утонченнее. Никогда бы не подумал. У нее одной из всех присутствующих на похоронах женщин он был просто узелком завязан под подбородком, с таким легким иностранным шармом. Какая-то актриса так завязывала известная? Еще очки были темные. Ну да, Одри Хепберн. Инга ничуть на нее не походила. Вот только шик был тот же. Он рассматривал женщину, пока не почувствовал на себе взгляд ее мужа. Инга не может быть на таком мероприятии одна. Естественно, что муж должен быть рядом. Он сразу понял, что муж, хотя никогда раньше Глеба не видел. Только фотокарточку на паспорт в кошельке Инги. Тяжелый подбородок, очки. Лицо запоминающееся. Мужчины не встречались, просто знали о существовании друг друга. Если бы не те фотографии, которые он, как дурак, послал по почте, и вообще не было бы того скандала и разрыва отношений. Глеб пристально смотрел на него. И во взгляде прямо-таки сквозила досада, неприязнь, удивление. Надо же, узнал. Говорят, Кирилл мало изменился. Жизнь такая. Постоянные «ни минуты покоя» заставляют держать себя в тонусе. Ему нравилось получать комплименты от других: «Кирилл Евгеньевич, выглядите замечательно. Никакого живота, как вам это удается?!» Ну и рост. Все-таки людей с ростом метр девяносто немного.
Глеб смотрел прямо на него. По напряженному взгляду понял – узнал. И не простил. И вот вам расстановка сил. Кирилл видел только Ингу. Она искала глазами мужа. Муж нервно буравил глазами Кирилла. Можно дальше не продолжать, силовые линии давнего романа очевидны. Кто кому в этой истории интересен, кому и чего ждать в дальнейшем.
Ну вот наконец-то Инга нашла глазами мужа и, перехватив его взгляд, увидела Кирилла. Она тоже узнала его сразу. В глазах смятение, испуг. Господи, этот дождь как будто им был послан специально, чтобы пережить первые секунды неловкого положения. И дальше взгляд послал какую-то извиняющуюся улыбку. Инга как будто говорила: «Вот, стало быть, так».
Почему? Почему так случилось? Почему он не побежал в свое время за этой женщиной? Как там у Юрия Левитанского? «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…» Кирилл в какой-то момент нашел для себя это стихотворение как молитву, как внутренний гимн, как отдохновение.
11
На следующее утро Кольцов пришел в клинику раньше обычного. Закрыл дверь автомобиля и глотнул свежего после дождя воздуха. Шли первые дни июня, и буквально сбивал с ног сладковатый аромат сирени. Как же хорошо. Кирилл был южным человеком. Для него воздух, напитанный запахами моря и можжевельника, был жизненно необходим. Москву зимой переносил буквально с трудом, потому что природные запахи отсутствовали полностью. Тогда он садился в самолет и во все свободные дни мчался домой. Скорее всего, Майка думала, ради нее. Может, и ради нее тоже, но в первую очередь сделать вот этот глубокий вдох. Весной и в Москве появлялись запахи. Зацветала сирень, потом яблони и вишни, на смену деревьям приходили цветы. Пионы, ирисы, розы. Никогда раньше не интересовался Кирилл цветами, а тут уже в мае бежал в лес в поисках ландышей, а потом его местом отдыха становился Ботанический сад на севере Москвы. Ходил по не всегда прибранным дорожкам и продумывал рабочие вопросы. На природе и думалось легче, решения принимались быстрее.
Неожиданно сбоку заливисто зашелся красивой трелью дрозд. Кирилл поставил портфель на землю и пригляделся. Ну надо же, сидит на невысоком кустарнике, ничего не боится. Совсем неприметный, маленький, черный, один только клюв яркий, желто-оранжевый, а выдает такие небесной красоты рулады. Так, но следующая трель идет откуда-то сверху? Дрозд мгновение слушает. И следующая трель. Наверху минутное затишье и ответ. Где сидел оппонент дрозда, было не видно, более того, его голос доносился издалека. И было ясно, что птицы общаются. Так, небрежно перебрасываются последними новостями, обсуждают какие-то неспешные или не очень интересные их птичьи дела. Без нервов, без суеты, им не нужно друг друга видеть, не нужно находиться рядом. Все понятно и так. Счастливые они, живут легко. Парят. Почему у людей не так? Кирилл послушал еще немного, напитался положительной энергией и привычным движением открыл дверь клиники. Своей клиники.