Быть гением - читать онлайн книгу. Автор: Зарина Асфари cтр.№ 6

18 ДЕКАБРЯ 1879 ГОДА в Мюнхенбухзее под Берном (Швейцария) в семье учителя музыки Ганса Вильгельма Клее и певицы Иды Марии Фрик родился второй ребёнок — Пауль Клее. С раннего детства он учится играть на скрипке и рисует (с подачи бабушки Анны Фрик). В старшей школе Пауль играет в Бернском симфоническом оркестре.

В 1898 ГОДУ он сдаёт выпускные экзамены и решает стать художником. Поступает в частную рисовальную школу Генриха Книрра в Мюнхене (здесь господствует стиль модерн), играет в студенческом квинтете. В 1900-М учится в Мюнхенской академии художеств у Франца фон Штука.

В 1899 ГОДУ Пауль Клее знакомится с пианисткой Лили Штумпф (она старше на три года), В 1906 ГОДУ они поженятся, она переживёт его на шесть лет.

В НАЧАЛЕ 1900-Х Клее пробует работать в жанре сатирического рисунка.

30 НОЯБРЯ 1907 ГОДА — день рождения единственного сына художника, Феликса. Он станет режиссёром кукольного театра.

В 1911 ГОДУ Клее начинает составлять каталог своих работ, который будет вести до самого конца. Каталог открывают детские рисунки.

В АПРЕЛЕ 1914 ГОДА Пауль Клее, Август Маке и Луи Муалье на две недели отправляются в Тунис, откуда Клее вернётся с изменившимся восприятием цвета.

В 1920 ГОДУ открывается первая ретроспективная выставка (362 работы) и выходят первые монографии.

С 13 МАЯ 1921-ГО ПО 1931 ГОД Клее преподаёт теорию формы и участвует в работе разных мастерских в школе «Баухаус».

ВЕСНОЙ — ЛЕТОМ 1933 ГОДА Клее создаёт 250 рисунков, обличающих национал-социализм. 23 декабря он с женой возвращается в Берн.

В 1935 ГОДУ появляются первые признаки склеродермии.

В 1937 ГОДУ в Германии искусство Пауля Клее признают «дегенеративным», 102 его работы изымают из коллекций немецких музеев, 15 работ экспонируют на выставке «дегенеративного искусства».

1939 ГОД — самый активный: написано 1253 работы.

29 ИЮНЯ 1940 ГОДА Пауль Клее умирает в клинике Святой Агнессы в Муральто (юг Швейцарии).

^{Пауль Клее. «Призрак гения» (предполагаемый автопортрет). 1922 год.}

^{Бумага, трафарет, акварель. Шотландская национальная галерея современного искусства, Эдинбург, Шотландия}

Институтская преподавательница истории зарубежного искусства была женщиной не в меру увлечённой и в меру безумной. Она показывала нам фотографии лестницы работы Микеланджело в Ватикане и с озорным огоньком в глазах и нескрываемой гордостью в голосе рассказывала, что лестница эта — не для простых смертных и туристам виден лишь её кусочек, но она пробралась мимо охраны и успела сделать фото до того, как её заметили и выпроводили с запретной территории. Фото, как и все прочие иллюстрации, выводилось на экран с помощью проектора, только не с компьютера, а со слайдов. Шторы были плотно задёрнуты, в воздухе был разлит запах исповеди: свои записи мы освещали свечами, чаще всего церковными.

…История искусства для нас закончилась на постимпрессионистах, и в ответ на мой резонный вопрос: «Как же ХХ век?» — Вера Львовна сказала, что ХХ век не любит и оставляет нам для самостоятельного изучения. Я получила авторитетное подтверждение того, что после Ван Гога жизни нет, и с чистой совестью вычеркнула всех этих вот из списка сколько-нибудь значимых художников.

Спустя несколько лет меня неисповедимыми путями занесло в PR-отдел Пушкинского музея. Вопреки расхожему мнению, сотрудники музея каждый день приходят в этот самый музей не на свидание с прекрасным, а на обед. На прогулки по Греческому дворику не хватает времени. И только за день до открытия выставки, поздним вечером, после проникновенных речей директора музея и швейцарского посла, когда VIP-персоны и журналисты перетекают из того же Греческого дворика в Галерею искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков, можно неспешно пройтись по полупустым залам и впасть в глубокое недоумение.

Сегодня открылась выставка работ швейцарско-немецкого художника Пауля Клее «Ни дня без линии». Я прохожу по шести залам минут за 10 и выношу суровый вердикт: у нашего музея глубокий кризис. Вот из этого целое событие раздувают.

Пару дней спустя мне как бы мимоходом предложат проводить на этой выставке экскурсии. Не хватает, мол, экскурсоводов. Я, к своему удивлению, соглашусь. Затаите дыхание: это один из поворотных моментов в моей жизни. Потому что благодаря Вере Львовне я полюбила импрессионистов. А Клее… Клее открыл мне путь в ХХ век, стал и ключом, и проводником одновременно. Я перевернула все книжные магазины, включая букинистические. Я искала всё, что с ним связано. Я, кажется, наизусть выучила всё, что написано на стенах выставочных залов…

Первая экскурсия уложилась в 15 минут вместо положенных 30. Чуть больше двух минут на зал. Я молилась всем богам: «Пусть только они не задают вопросов!» Они задавали. Мне было страшно.

Я стала всё свободное время проводить на экспозиции. Я всматривалась в его картины, постепенно раздвигая железные засовы разума, чтобы открыть наконец путь напрямую к сердцу, минуя доводы логики и привычных представлений о прекрасном. Я погрузилась в его жизнь так, что только уши торчали. Где-то в точке соединения его личной истории и картинок с выставки вспыхнула искра — и разгорелось пламя. Я не помню, как и когда мы перешли с ним на бессловесный язык детства, театра, музыки и любви. «Самого главного глазами не увидишь. Зорко одно лишь сердце». Из зерна, ещё в детстве посаженного «Маленьким принцем», Клее взрастил что-то невообразимо нежное и прекрасное.

Я теперь проводила экскурсии по 2,5 часа и молилась всем богам: «Побольше, побольше вопросов!» Мы застревали в последнем зале ещё на полчаса с вопросами и эмоциями взахлёб, и я была абсолютно счастлива.

…Потом картинки с выставки уехали обратно в родной Берн. А Клее успел подружиться с моим внутренним ребёнком, так что решил остаться. И вслед за ним из-за железных ворот разума аккурат в зоркое сердце перебралась весёлая братия художников рубежа веков.

В жизни любого художника есть Путешествие. Густав Климт отправился в Италию и нашёл там византийские мозаики (так начался «золотой период»). Анри Матисс приехал в Россию ^[7] и открыл для себя иконопись. Пауль Клее замахнулся на Африку, и это перевернуло его искусство. Или, скорее, расставило в нём всё по местам. «В духе Кайруана. Умеренно» — характерная для африканского цикла и, на мой вкус, одна из лучших работ Клее. Картину нужно воспринимать как нотную запись: здесь указано название произведения — «В духе Кайруана» — и динамика — умеренно ^[8]. Клее часто соединяет музыку с живописью (https://qrgo.page.link/2igk2), и, чтобы читать его картины, достаточно запомнить одно правило: линии передают ритм, а краски — мелодию. «В духе Кайруана» создаёт мягкую, нежную музыку, наполненную полутонами пустыни, песчаной африканской архитектуры, знойного солнца… Фигуративность больше не нужна: всё это присутствует на полотне, хотя на нём вроде бы нет ничего, кроме кружочков и четырёхугольников. В этом отличительная черта Клее: его пытались приписать к сюрреалистам, экспрессионистам, пуантилистам и едва ли не всем — истам XX века. Он никуда не вписывается, хотя со всеми соприкасается, у кого-то что-то берёт, а кому-то что-то даёт. Вот и с беспредметностью то же. Хотя Клее и дружил с автором первой абстракции Василием Кандинским, хотя он и писал картины, на которых вроде бы ничего не изображено, он не абстракционист. От бездны беспредметности его отделяет тонкая грань названия. Кандинский называет свои картины «Композиция №…», а у Клее — «В духе Кайруана. Умеренно», «Гармония северной флоры», «Классическое побережье», «Пасторальные ритмы»… Название связывает картину с реальностью (и с музыкой) и позволяет нам узнать источник вдохновения художника.