Джонас должен чувствовать себя виноватым, но вот она – настоящая мразь.
Я поднимаю взгляд на потолок и провожу руками по лицу. Затем упираю их в бока.
– Не могу поверить, что я разбила телефон.
– В честь дня рождения могу простить тебе небольшое нарушение правил. Только не говори об этом другим ученикам.
Его слова меня удивляют, но я нахожу в себе силы, чтобы посмеяться. Затем тяжело вздыхаю.
– Совсем нет праздничного настроения.
И вообще, сложно радоваться, когда собственная мать забыла про твой праздник. Полагаю, это означает, что традиционный ужин отменяется. Ну и к лучшему.
Джонас указывает в сторону кабинета.
– Мне пора возвращаться. Можешь подождать окончания урока в своей машине? В классе должны думать, что тебя наказали.
Я киваю и делаю шаг назад, глядя, как мистер Салливан исчезает за дверью. Часть меня хочет поблагодарить его, но я понимаю, что немедленно об этом пожалею. На самом деле мне не за что говорить «спасибо», так как он должен простить еще миллион моих провинностей, хотя бы для сравнения счета.
* * *
Следующие три занятия проходят без единого скандала. Прогресс.
Я не видела Миллера с самого утра, и это меня убивает. Обычно мы переписываемся в течение дня, но сейчас осколки моего мобильника, вероятно, покоятся на дне мусорной корзины. Когда я вхожу в столовую на обеденном перерыве, то вижу, как лицо моего парня немедленно расплывается в улыбке от облегчения. После того как я подхожу к столику, он отодвигается, освобождая место между собой и Эфреном.
– Ты в порядке? – спрашивает Миллер, как только я сажусь. – Ходят слухи, что ты швырнула телефон в мистера Салливана.
– Я действительно бросила сотовый в его сторону, но целилась при этом в мусорку.
– Заработала наказание?
– Нет. Он просто вывел меня в коридор и обнял.
– Погоди-ка, – уточняет Лекси, – ты кинула в него телефон, а он тебя обнял?
– Только никому об этом не рассказывайте. Мне нужно притвориться, что он назначил наказание.
– Жаль, что у меня нет дяди среди учителей, – вздыхает подруга. – Как же нечестно.
– Но сейчас все хорошо? – шепотом повторяет вопрос Миллер.
Он целует меня, а затем прислоняется головой к плечу и остается в этом положении.
Я киваю, потому что сама хочу в это верить, но если говорить начистоту, то сегодняшний день – отстой. Как и прошлая ночь. Да и последние два месяца, конца этому не видно. Чувствую, как подступают слезы, и тут ощущаю руку Миллера на спине.
– Такая хорошая погода. Не хочешь покататься на Норе?
– С огромным удовольствием! – Это действительно единственное, что может принести мне радость.
Я сбежала с ним с похорон, принимала наркотики в его обществе, затем заработала совместное наказание, тайком провела его в спальню и потеряла с ним девственность. Поэтому пропуск школьных занятий выглядит почти улучшением в моем поведении.
* * *
Миллер отвозит меня в городской парк, который расположился вокруг большого пруда. Именно сюда отец приводил меня на рыбалку. Мой бойфренд садится в тени под деревом, вытянув ноги, и хлопает ладонью по земле рядом. Я опускаюсь на траву и кладу голову ему на плечо, а он обнимает меня. Принимаю такую позу, чтобы нам обоим было удобно.
Теперь он опирается щекой о мою макушку и произносит:
– Расскажи мне об отце.
Со смерти папы прошло не так много времени, но мне все равно приходится основательно покопаться в памяти, чтобы сформулировать ответ.
– У него был великолепный смех. Такой громкий, что наполнял собой все пространство. Иногда мама даже ругалась, потому что люди оборачивались и обращали на нас внимание. А приступы веселья у него бывали постоянно. Еще он очень много работал, но я никогда на него за это не обижалась. Наверное, потому, что если уж он был рядом, то по-настоящему слушал. Хотел знать, как прошел мой день, и рассказывал о своем. – Я вздыхаю. – Мне так его не хватает. Я скучаю по тому, как мы болтали, даже если совсем нечего было обсуждать.
– Кажется, твой папа был замечательным человеком.
Я киваю.
– А как насчет твоего?
– Наши отца не похожи. Совсем. – Я чувствую, как грудь Миллера опускается, словно он издал неслышный, неубедительный смешок.
– Он тебя вырастил?
– Нет. – Я ощущаю, как парень помотал головой. – В детстве я иногда проводил с ним время, но он постоянно сидел в тюрьме. Последний раз его арестовали, когда мне было пятнадцать, и тогда срок назначили довольно долгий. Через пару лет отец должен снова выйти, но не думаю, что захочу его увидеть. В любом случае, мы не общались очень давно.
Так вот почему папа отпустил тот комментарий насчет Адамса-старшего и сказал что яблочко не падает далеко от яблони. Очевидно, он ошибался.
– Вы поддерживаете связь?
– Нет, – признается Миллер. – В смысле… Я не ненавижу его. Просто понимаю, что некоторым людям хорошо удается быть родителями, а некоторым – нет. Я не принимаю это на свой счет. И поэтому меня не особенно тянет с ним общаться.
– А твоя мать? – спрашиваю я. – Какой она была?
– Я не слишком хорошо ее помню, – после недолгого колебания начинает говорить Миллер, – но и никаких плохих воспоминаний она после себя не оставила. – Он кладет одну ногу на мою лодыжку. – Знаешь, мне кажется, именно благодаря ей я и заразился любовью к фотографии. После того как мама умерла… У меня ничего от нее не осталось. Она не любила позировать, поэтому ее снимков практически не сохранилось. А тем более видеоматериалов. Поэтому я выпросил у деда фотоаппарат и не сводил с него объектива.
– Наверное, материалов с ним хватит на целый фильм.
– Вполне возможно, – смеется Миллер. – Может, так и следует сделать. Даже если кино будет только для меня одного.
– Так что будет после того, как…
– Со мной все будет в порядке. – Парень роняет эти слова таким тоном, что становится ясно: тема закрыта. И я понимаю, почему. Отец в тюрьме, мать мертва, у дедушки последняя стадия рака. Я и сама не захотела бы такое обсуждать на его месте.
Какое-то время мы просто молча сидим, пока Миллер не произносит:
– Блин. Все время забываю. – С этими словами он поднимается и бежит к пикапу. Обратно он возвращается уже с камерой и треногой, которые устанавливает в нескольких футах от нас. Потом занимает прежнее положение между мной и деревом. – В этот раз постарайся не смотреть в объектив все время.
В это время я как раз глазею прямо на него, поэтому перевожу взгляд на пруд.
– Может, стоит просто отказаться от проекта?