– А нельзя обойти эти места? – спросила Луйю.
Я покачала головой, не дав никакого объяснения. У меня его не было. Следующая группа хижин была в том же состоянии. Пропащие, пропащие люди. Но эта деревня стояла у подножия холма, с которого мы спустились у всех на виду. Возле первой же хижины мы встретили старуху со множеством незаживших порезов на лице. Она остановилась и уставилась на меня. Потом рассмотрела Мвиту, и ее лицо растянулось в беззубой улыбке. Затем улыбка погасла.
– Но где остальные? – спросила она.
Мы переглянулись.
– Ты, – ткнула она в меня пальцем, и я попятилась. – Ты закрыла лицо, но я узнала. Я-то узнала.
Она повернулась и закричала:
– Оньесо-о-о-онву-у-у-у-у!
Я шагнула назад и сжалась, приготовившись драться. Мвита схватил меня и прижал к себе. Луйю выбежала вперед, вытаскивая нож. Со всех сторон сбегались люди. Темные лица. Раненые души. Одетые в лохмотья. Вместе с ними приближался запах крови, мочи, гноя и пота.
– О, она здесь!
– Девочка, что остановит бойню?
– Та женщина сказала правду, – продолжила старуха. – Идите и смотрите, идите, смотрите! О-оньесо-о-онву-у-у-у!!! Эву, эву, эву!
Нас окружили.
– Сними это, – сказала старуха, встав передо мной. – Дай нам увидеть твое лицо.
Я взглянула на Мвиту. Его лицо мне ничего не сказало. Руки зудели. Я сняла покрывало, и над толпой пронесся вздох.
– Эву, эву, эву! – пели они.
Несколько мужчин, стоявших справа от меня, качнулись вперед.
– Нет-нет! – осадила их старуха. – Нам еще не конец. Пусть теперь Генерал боится. Пришел ему достойный противник!
– Вон тот, – какая-то женщина, выйдя вперед, указала на Мвиту. Половина ее лица была раздута, а сама она была на сносях. – Он ее муж. Та женщина ведь про это говорила? Что придет Оньесонву, и мы увидим истинную любовь? Что может быть более истинным, чем эву, любящие друг друга? Способные любить?
– Заткнись, нурийская подстилка, шлюха, гнилью брюхатая, – прошипел мужской голос. – Повесить бы тебя да вырезать из брюха всю скверну!
Люди притихли. Затем несколько мужчин что-то выкрикнули, соглашаясь, и толпа зашаталась туда-сюда.
Я оттолкнула Мвиту и Луйю и шагнула туда, откуда слышался голос. Все, кто был рядом, включая старуху, отпрыгнули подальше.
– Кто сейчас говорил? – закричала я. – Выйди. Покажись!
Тишина. Но его вытолкнули. Мужчина лет тридцати, может, старше, а может, моложе. Понять было трудно, потому что половины лица у него не было. Он смерил меня взглядом.
– Ты – проклятье женщины океке. Да поможет Ани твоей матери прикончить тебя.
Все мое тело напряглось. Мвита схватил меня за руку.
– Держи себя в руках, – сказал он мне на ухо.
Я подавила желание оторвать этому мужчине то, что осталось от головы. Я сказала дрожащим голосом:
– Расскажи свою историю.
– Я жил вон там, – он ткнул на запад. – Они опять взялись за свое, и на этот раз они нас добьют. Мою жену насиловали пятеро. Затем они раскромсали меня, сама видишь. А вместо того, чтобы прикончить, они нас обоих отпустили. Смеясь, сказали, что скоро снова увидимся. Позже я понял, что жена беременна одним из них. Одним из вас. Я убил и ее, и злобную тварь, растущую в ней. Эта пакость даже мертвая была непохожа ни на что.
Он подошел ближе.
– Перед лицом Генерала мы ничто. Слушайте все, – сказал он, воздев руки и повернувшись к толпе. – Пришли наши последние дни. Поглядите на себя – мы ждем спасения от этого бесова отродья. А надо…
Я вырвалась от Мвиты, схватила мужчину за руку и крепко сжала. Он сопротивлялся, скрежетал зубами, ругался. Правда, ни разу не попытался меня ударить. Я сосредоточилась на том, что чувствую. Было не так, как когда я возвращала к жизни. Я брала, забирала, как червь, выедающий плоть из гниющей, но живой ноги. Руки чесались, было больно и… потрясающе.
– Пусть… все… отойдут, – пробормотала я сквозь зубы.
– Назад, назад! Отойдите! – закричал Мвита, расталкивая толпу.
То же делала Луйю.
– Если вам дорога жизнь! – кричала она. – Отойдите!
Я расслабилась, опустившись на колени рядом с мужчиной, который рухнул на землю. Затем, не дыша, отпустила руку. Когда ничего не произошло, я выдохнула.
– Мвита, – сказала я слабым голосом и протянула ему руку.
Он помог мне встать. Люди снова столпились, чтобы посмотреть на мужчину. Женщина опустилась на колени и потрогала его зажившее лицо. Он сел. Все молчали.
– Видите, как Одуву улыбается? – сказала женщина. – Я никогда не видела его улыбки.
Одуву медленно поднялся под перешептывания толпы. Посмотрел на меня и шепнул:
– Спасибо.
Какой-то мужчина подставил Одуву плечо, и они побрели прочь.
– Она пришла, – сказал кто-то. – И Генералу придется бежать.
Раздались ликующие крики.
Они окружили меня, и я дала им что могла. Попытайся я исцелить столько людей – мужчин, женщин, детей – от болезней, тоски, страха, ран… Попытайся я сделать даже малую часть того, что сделала, до встречи с красным племенем, я бы умерла. Каждому, кто пришел ко мне в эти несколько часов, стало лучше. Да, я была уже не та женщина, что ослепила жителей Папа Ши. Но я нисколько о том не жалею – ведь они убили Бинту.
Мвита готовил для них травяные снадобья и выслушивал животы беременных, чтобы убедиться, что все в порядке. Даже Луйю помогала – сидела в окружении исцеленных и рассказывала истории о нашем путешествии. Теперь они были во всеоружии и готовы поведать всему миру о Восточных изгнанниках: колдунье Оньесонву, целителе Мвите и красавице Луйю.
Когда мы ушли, меня догнал мужчина. Руки и ноги были при нем, но он сильно хромал при ходьбе. Он не попросил меня об исцелении. Я не предложила.
– Туда, – сказал он, указывая на запад. – Если ты – та самая, то они снова принялись за селения кукурузников. По всему похоже, что следующей будет Гади.
Мы встали лагерем на клочке голой сухой земли неподалеку от Гади.
– Говорят, что есть женщина-океке, которая никогда не ест, но на голодающую не похожа, и она ходит и «шепчет новости», – сказала Луйю, когда мы сидели в темноте. – Она возвещает, что колдунья-эву избавит их от страданий.
Было холодно, но мы не хотели привлекать внимания каменным костром.
– Говорят, что у нее тихая речь и странный говор.
– Это мама! – сказала я.
И замолчала.
– Без нее нас убили бы.
Мама отправлялась в алу, прилетала сюда и рассказывала океке обо мне, чтобы они меня встретили с радостью. Значит, Аро действительно ее учит.