– А? – сказала я слишком громко. – Знают? Что знают?
– Что мы ана м-боби, – гордо ответила Луйю. – И что никто из нас не кричал.
– А, – сказала я с облегчением. – Где Дити?
– С того дня все лежит в постели, – со смехом сказала Луйю. – Слабачка.
– Нет, ей просто нравится прогуливать школу, – возразила Бинта. – Дити знает, что она красивая и школа ей все равно не нужна.
– Неплохо, должно быть, – проворчала я, хотя мне самой школу прогуливать не нравилось.
– О, – продолжала Луйю, делая большие глаза, – а ты слышала про нового мальчика?
Я покачала головой. Луйю и Дити переглянулись и прыснули.
– Что? Вы же обе только сегодня пришли?
– Слухом земля полнится, – сказала Дити.
– Для некоторых, во всяком случае, – довольно добавила Луйю.
– Говорите уже, что хотели сказать, – я начала злиться.
– Его зовут Мвита, – возбужденно заговорила Луйю. – Он появился, пока нас не было. Никто не знает, где он живет и даже есть ли у него родители. Он, судя по всему, очень умный, но в школу ходить отказывается. Один раз пришел – четыре дня назад – и обсмеял учителей, сказал, что он сам может их учить! Нашел как произвести первое впечатление!
Я пожала плечами:
– А мне-то что?
Луйю ухмыльнулась, склонив голову набок:
– Потому что я слышала, что он эву!
Остаток дня я плохо помню. На уроках я искала взглядом лицо цвета верблюжьей шкуры с веснушками как коричневый перец, и глазами не как у ноа. В обеденный перерыв я искала его в школьном дворе. После уроков я пошла домой вместе с Бинтой и Луйю и все смотрела по сторонам. Дома меня подмывало рассказать про него маме, но я решила не говорить. Захочется ли ей слушать про еще один плод насилия?
Назавтра было то же самое. Я не могла перестать его искать. Через два дня в школу вернулась Дити.
– В конце концов мама выпихнула меня из кровати, – призналась она и продолжила строгим голосом: – «Ты не первая, с кем это проделали!» К тому же она знала, что вы все уже в школе.
Она бегло взглянула на меня и отвела взгляд, а я тут же поняла: ее родителям не понравилось, что я прошла обряд вместе с их дочерью. Как будто меня волнует, что думают ее родители.
Все равно теперь мы были вчетвером. Луйю, Бинта и Дити побросали всех прежних подруг. Мне и бросать было некого. Хотя все девочки, вместе совершавшие обряд одиннадцатого года, и были «повязаны», связь обычно держалась недолго. Но для нас перемена была естественной. У нас уже были тайны. И это было только начало.
Лидера среди нас не было, но Луйю нравилось руководить. Она была шустрой и наглой. Оказалось, что у нее были соития еще с двумя мальчиками.
– Да кто такая Ада? – сплюнула как-то Луйю. – Я не обязана ей обо всем сообщать.
Бинта на людях не поднимала глаз и говорила мало. Отцовское насилие обошлось ей дорого. Но когда рядом были только мы, она и болтала, и улыбалась. Не будь в ней от природы столько жизни, сомневаюсь, что она выжила бы при таком отце.
Дити была принцессой, она любила целыми днями лежать в кровати, чтобы слуги носили ей еду. Она была пухленькой, хорошенькой, и все ей обычно доставалось даром. Ей часто везло. Торговец хлебом уступал нам его за полцены, потому что спешил домой. Или пальма роняла кокос прямо к ногам Дити. Богиня Ани любила ее. Каково это, когда тебя любит Ани? Я пока не знаю.
После школы мы делали уроки под деревом ироко. Поначалу я нервничала. Боялась, что та красно-белая тварь как-то связана со случаем на этом дереве. Сидя под ним, я чувствовала, будто зову «глаз» снова прийти за мной. Со временем, так как ничего не происходило, я чуть расслабилась. Иногда даже ходила туда, к дереву, в одиночку, просто подумать.
Я слегка забегаю вперед. Давайте вернемся немного назад.
Через одиннадцать дней после обряда одиннадцатого года, через четыре дня после моего возвращения в школу, три дня после того, как я поняла, что теперь крепко связана с тремя ровесницами, и на следующий день после того, как в школу вернулась Дити, случилась еще одна вещь. Я медленно шла домой. Рана пульсировала. Дважды в день без видимой причины боль усиливалась.
– Они все равно будут считать тебя злом, – сказал кто-то сзади.
– А? Что? – я медленно повернулась.
И застыла. Я словно взглянула в зеркало, ни разу до того не видев своего отражения. Впервые в жизни я поняла, почему при виде меня люди замирали, роняли вещи и пялились. У него был мой цвет кожи, мои веснушки, а золотистые волосы были сбриты почти наголо, и голова казалась посыпанной песком. Он был немного меня выше, может быть, на пару лет старше. У меня глаза золотисто-карие, как у пустынной кошки, а у него были серые, как у шакала.
Я тут же его узнала, хотя видела всего раз и была тогда не в себе. Вопреки словам Луйю, он пробыл в Джвахире дольше нескольких дней. Этот мальчик видел меня голой в ветвях дерева ироко. Он велел мне прыгать. Шел ливень, он держал над головой корзину, но я его узнала.
– Ты…
– И ты тоже.
– Да. Я никогда… То есть я слышала о других.
– Я их видел, – сказал он небрежно.
– Откуда ты? – спросили мы хором.
– С Запада, – ответили оба и кивнули – все эву были с Запада.
– С тобой все нормально? – спросил он.
– А?
– Ты странно ходишь.
Я почувствовала, как лицо запылало. Он снова улыбнулся и помотал головой.
– Зря я… – он запнулся. – Но поверь: они всегда будут считать нас злом. Даже если ты себя… порезала.
Я нахмурилась.
– Зачем тебе это? Ты же не отсюда.
– Но я тут живу, – сказала я, защищаясь.
– И что?
– Ты кто? – спросила я сердито.
– Тебя зовут Оньесонву Убейд-Огундиму. Ты дочь кузнеца.
Я прикусила губу, стараясь выглядеть по-прежнему сердитой. Но он назвал меня дочерью кузнеца, не падчерицей, а это вызывало улыбку. Он ухмыльнулся.
– А еще ты та, кто сидит голышом на дереве.
– Ты кто? – спросила я снова.
Мы, должно быть, странно смотрелись вдвоем на обочине.
– Мвита.
– А фамилия у тебя какая?
– У меня нет фамилии, – сказал он сухо.
– А… ясно.
Я оглядела его одежду. На нем были обычные мальчишеские вещи – линялые синие штаны и зеленая безрукавка. Сандалии старые, но кожаные. В сумке лежали старые учебники.
– Ну… а где ты живешь?
Голос слегка смягчился:
– Не беспокойся об этом.