За гранью слов - читать онлайн книгу. Автор: Карл Сафина cтр.№ 103

– Я уверен, что для китов их голоса такие же разные и узнаваемые, как наши – для нас. Абсолютно уверен, что у них есть имена, как у дельфинов, и прямо сейчас в том, что мы слышим, повторяются эти опознавательные сигналы.

Многое можно передавать эмоциями.

– Например, сигнал «ии-ра-и, ии-ра-и», – говорит Кен. – Означает ли это что-то конкретное? Или смысл передается степенью эмоциональности? Когда стада соединяются, ты чувствуешь их душевный подъем, волнение – очень похоже на вечеринку. Когда они возбуждены, сигналы становятся выше и короче – другими словами, это пронзительный визг.

Возможно, у сигналов отсутствует синтаксис, но в них содержится информация: кто, где, какое настроение и, вероятно, что-то про пищу. После звука «питууу» косатки начинают действовать согласованно («Сейчас делаем это, давайте вместе»); «вии-оо-ууо» – это сигнал спокойствия и непринужденного контакта («Как у нас дела – хорошо? Хорошо»). Этого достаточно для поддержания координации, единства, групповой идентичности и групповой целостности – на десятилетия.

Используются ли сигналы, которые мы слышим, в качестве сонара для поиска рыбы?

– Нет, для этого у них есть другие звуки. – Кен быстро щелкает языком. – Иногда из динамиков доносятся такие щелчки, это значит, что косатки «ищут» рыбу.

Щелчки возвращаются в виде эха, которое мозг может использовать для извлечения информации. С помощью своего сонара дельфины способны различить шарик от настольного тенниса на расстоянии в сотню метров – большинство людей так не сможет. Дельфины способны следить за движением быстро плывущей рыбы и ловить ее, избегая препятствий и двигаясь на большой скорости. Щелчки очень быстрые, длительностью всего десять миллисекунд, до четырехсот импульсов в секунду.

Серия щелчков у оседлых косаток длится от семи до десяти секунд, и ее называют «щелчковым рядом». Оседлые касатки издают щелчковые ряды в двадцать семь раз чаще, и длительность у них в два раза больше, чем у бродяг. Бродяги скупы на щелчки. Иногда они издают всего один, более тихий, щелчок. Тюленям и морским свиньям сложно различить одиночный щелчок на фоне непрерывного шума океана, состоящего из тихого треска – так «потрескивают» креветки и другие обитатели моря, словно в океане что-то жарится на сковородке. Жак Кусто называл океан «миром безмолвия», но в воде звук распространяется гораздо лучше, чем в воздухе, и многие морские животные используют высокую звуковую проводимость океана в своих целях. Или становятся ее жертвой.

Косатки не только «щелкают», они всегда прислушиваются к плеску или звуку дыхания. Таким образом, между умными косатками и их добычей, не менее умными дельфинами, идет постоянная акустическая гонка вооружений. Косатки, которые охотятся на млекопитающих, иногда преследуют морских свиней Далля. Морские свиньи сами используют сонар – его звук напоминает звонок колокольчика. Но частота их щелчков выше, чем верхняя граница слуха косаток. Такое разделение могло появиться и поддерживаться с помощью очень простого механизма: морских свиней с низким голосом, который могли слышать косатки, попросту съедали. А особи с высоким голосом выживали.

О существовании сонара у животных люди узнали лишь недавно. Способности к эхолокации у дельфинов исследователи обнаружили только в 1960 году. В 1773-м итальянский натуралист Ладзаро Спалланцани выяснил, что в абсолютно темной комнате совы становятся беспомощными – в отличие от летучих мышей. Потом он с удивлением обнаружил, что ослепленные летучие мышы ориентируются так же хорошо, как и зрячие. Но почему? В 1798-м швейцарский исследователь Шарль Жюрин залепил воском уши летучих мышей, и они начали натыкаться на препятствия. Он был озадачен – летучие мыши считались немыми. А когда он объявил, что слух у летучих мышей связан с их способностью ориентироваться в пространстве, его предположение было отвергнуто и забыто почти на сто лет. (История неприятия новых идей, которые впоследствии оказываются верными – в том числе идея, что крошечные «микробы» могут становиться причиной инфекции и врачам следует мыть руки, – должна предупредить нас, что не стоит с ходу отвергать то, что кажется абсурдным. Киты способны проделывать на первый взгляд невероятные вещи, недоступные нашему пониманию, – подробнее о них в следующих главах.) В 1912 году инженер сэр Хайрем Максим предположил, что летучие мыши издают звуки, которые не слышит человеческое ухо; источником этих звуков он считал крылья.

В 1938 году «загадку Спалланцани» решили два исследователя из Гарварда, Дж. У. Пирс и Дональд Гриффин, которые с помощью специального микрофона и приемника записали звуки, испускаемые летучими мышами, – за пределами человеческого слуха. После того как они доказали, что летучие мыши слышат звуки в этом диапазоне, человечество само словно обрело слух. Во время Второй мировой войны были изобретены аналоги эхолота, а также радары для военных целей. Приблизительно через десять лет после открытия Пирса и Гриффина Артур Макбрайд из водного парка «Марин Студиос» (в настоящее время «Маринлэнд») во Флориде заметил, что в чрезвычайно темные ночи бутылконосые дельфины способны уходить от мелкоячеистых сетей и видеть в них бреши. В 1952 году два исследователя впервые предположили, что «морская свинья, подобно летучей мыши, умеет ориентироваться среди объектов окружающей среды с помощью эхолокации». Затем экспериментаторы доказали, что дельфины могут слышать звуки, частота которых слишком высока, чтобы восприниматься человеческим слухом. По мнению куратора парка «Маринлэнд» Форреста Вуда, живущие в неволе дельфины с помощью эхолокации изучают предметы в своем бассейне.

Только в 1956 году ученые сообщили, что живущие в неволе дельфины испускают звуковые импульсы, подплывая к мертвой рыбе, что дельфины способны видеть прозрачные стеклянные панели, которые передвигали по их бассейну, и что в полной темноте они могут избегать столкновения с препятствиями, а также выбирать из двух предложенных рыб ту, которая им больше нравится. (И что еще удивительнее, многие живущие на воле дельфины охотятся по ночам – преследуют и ловят маленьких, проворных рыб.) Когда в 1960-м исследователь Кеннет Норрис закрыл глаза дельфинов непрозрачными присосками, животные плавали точно так же, как раньше: испускали звуковые импульсы, огибали подвешенные в воде предметы, находили путь в лабиринте. С 1960 по 1990 год другие исследователи показали, что дельфины, белухи, морские свиньи и некоторые киты, которым точно так же закрывали глаза, могут подбирать брошенную им рыбу и игрушки, огибать препятствия – и вообще, похоже, отсутствие зрения им не очень мешает. Теперь мы знаем, что кашалоты, косатки, другие дельфины и летучие мыши действительно ориентируются с помощью звука. На протяжении всей своей истории люди понятия не имели о мире живых сонаров.

Череп и мозг дельфина до такой степени приспособлены к формированию и анализу подводного звука, что каждое животное превращается в совершенную станцию подводного слежения. Но мы, люди, тоже очень хорошо умеем анализировать звук – только по-своему. Мы слушаем записи оркестров или рок-групп и всего лишь по вибрациям, исходящим от динамиков, без труда воссоздаем стройное звучание скрипок, духовых, клавишных и ударных инструментов, узнаем гитаристов и певцов. Вероятно, киты слышат голоса своих друзей и родственников примерно так же, как мы – своих. В конце концов исследователи, слыша их разговоры, без труда узнают то или иное стадо.