Выражение глаз, какое бывает у загнанной лани, плещущаяся в них боль, печать вечного страдания на лице, вся та загадка, которую с самой первой минуты представляла собой Ольга Тихомирова, оказывается, объяснялись тем, что она считала себя убийцей. Была ли она ею на самом деле? Что ж, полицейскому Макарову это еще предстояло выяснить.
Ольга замолчала, опустила голову на сложенные руки и осталась лежать ничком, словно не в силах подняться на ноги.
– Мам, мамочка, – к ней подскочил Илья, поднял, обнял за плечи и помог дойти до стула.
Женщина, встрепенувшись, оглядела глазами зал, бесстрашно встретилась с десятком пар глаз и неловко улыбнулась:
– Я раскрыла тему?
– Еще как! – воскликнула Екатерина Холодова. – Оля, вы прекрасно сыграли! Вы удивительно талантливы.
Елизавета захлопала в ладоши. Немного подумав, к робким овациям присоединилась Паулина, затем Настя, Даша, Анна. Все молчали, видимо, не в силах отойти от увиденного.
– Ольга, мы могли бы с вами поговорить? – спросил Макаров жестко.
Он видел, что туман в глазах, связанный с чувствами и эмоциями Ольги, пока еще рассеялся не полностью, и считал необходимым ковать железо, не отходя от кассы. Если Ольга – убийца Голдберга, значит, ее нужно дожимать прямо сейчас, пока она не взяла себя в руки.
– Да, конечно, а о чем? – Она смотрела на Макарова спокойно, без малейшего страха в глазах.
В них было волнение от только что сыгранной сцены, привычная тоска, казалось, въевшаяся в плоть и кровь этой женщины, вина, горечь, но не страх. Она совсем не боялась, черт бы ее подрал.
– Я расследую убийство Сэма Голдберга, – сообщил Макаров нелюбезно. – Разговариваю со всеми гостями. Сейчас хотел бы поговорить с вами.
– Да, конечно, я готова. Только я совсем ничего об этом не знаю. – Она поднялась со стула и шагнула вслед за Макаровым, обернувшись к сыну. – Илюша, присмотри за Сашей, я быстро.
– За мной не надо присматривать, – меланхолично отозвалась девочка и снова уткнулась в листок, на котором рисовала.
– С тобой сходить? – спросил Игнат. – Подсобить, может, чего?
Макаров на минуту задумался. Напарник был, конечно, нужен. Оставаться наедине с подозреваемой, особенно когда ты ведешь негласное расследование, – не лучшая идея. Если эта неуравновешенная дамочка начнет рвать на себе одежду, а потом обвинит в сексуальных домогательствах, будет не отбиться. Но Игнат…
После странного поведения Насти у Макарова были все основания не допускать его до расследования. Не то чтобы он не доверял старому другу, с которым, в прямом смысле слова, был съеден не один пуд соли и доводилось прятаться от холода в одном спальнике на двоих. Доверял, конечно, и, не раздумывая, отдал бы за друга собственную руку или ногу. Но рисковать истиной он не имеет права, а потому Игнат останется здесь, пока он, Макаров, во всем не разберется. Но напарник, как ни крути, нужен.
– Нет, – мотнул головой он. – Мне вон девушка подсобит. Даша, пойдемте с нами.
– Я? – Она удивилась так сильно, словно это не в ее номере была устроена допросная. – Да, конечно, иду.
Втроем они поднялись на второй этаж, зашли в Дашин номер, любезно предоставленный ею в распоряжение Макарова. Даша тут же щелкнула кнопочкой чайника и повернулась спиной, давая понять, что не намерена вмешиваться в беседу. Ольга прошла в комнату, села на стул, который указал Макаров, и сложила руки на коленях, не проявляя ни малейшей нервозности.
– Ольга, зачем вы приехали на тренинг?
Этого вопроса она не ожидала, а потому вздрогнула, залилась краской, опустила глаза, затеребила пальцами край свитера.
– А вы почему?
– Я – за компанию с друзьями, – спокойно ответил Макаров. – Никакой тяги к театру я не испытываю и в импровизации до сегодняшнего дня ничего интересного не видел. Но речь сейчас не обо мне, а о вас.
– Зачем? – Она нервно сплела и расплела пальцы, обхватила ими колено, словно уцепившись за якорь. – Я и сама не знаю. Я вообще в «Открытый театр» пошла, чтобы хоть как-то спастись от мыслей в голове да от тяжести на сердце. Невыносимо жить, когда тебя тянут на дно грехи давно минувших дней. Понимаете?
Если честно, Макаров пока не понимал.
– Ох ты боже мой! Меня мучила тайна моего прошлого. Я никому не могла ее рассказать и в себе носить больше не могла. Начала ходить на занятия, потому что там, на сцене, можно было выплеснуть всю боль, что у тебя на душе. Но я все стеснялась. Москва только кажется большой, но знакомых много. Вдруг узнают, вдруг расскажут! Поэтому за этот выездной тренинг я уцепилась как за последнюю возможность. Илья со мной увязался, он вообще открыт для всего нового. Очень увлекающийся мальчик: сначала ушу, потом китайский язык, теперь вот театр, а еще он на укулеле играет.
– На чем?
– Это миниатюрная четырехструнная гавайская гитара. Впрочем, не важно. Ну а Сашу я не могу одну на неделю оставить. Сами же видите, она сложный ребенок.
– А что у нее? Психическое расстройство?
– Ну что вы, нет, конечно. Синдром Аспергера, что-то сродни аутизму, но в общем смысле этого слова она совершенно нормальная. Только замкнутая очень. Живет в своем внутреннем мире, как принцесса в стеклянном замке. И мне-то туда хода нет, не то чтобы посторонним. Вот она, моя расплата, горьше не придумаешь.
– Ольга, скажите, вы чувствуете себя в чем-то виноватой? – напрямую спросил Макаров.
Он видел, что сидящая перед ним женщина очень страдает, но из ее объяснений не понимал ровным счетом ничего. Убила она Голдберга или нет?
– В чем я виновата? – Женщина вздрогнула, словно по комнате прошел порыв сильного ветра. Макаров даже отголоски его почувствовал, будто штора качнулась. – Да в том и виновата, что, как ни суди, а я – убийца.
Макаров заметил, как ошеломленная Даша уставилась на только что признавшуюся в преступлении женщину – словно призрака увидела.
– Оль, ну что ты говоришь? За что тебе было убивать Сэма? Ты же его в первый раз в жизни видела!
– Сэма? Какого Сэма? – Теперь в глазах Ольги Тихомировой плескалось недоумение. – А, этого американского гостя, который с тобой приехал? Нет, к его убийству я никакого отношения не имею.
– А кого же вы тогда убили? – спросил Макаров, чувствуя, что окончательно запутался.
– Своего мужа, – тихо сказала Ольга. Макарову пришлось напрячься, чтобы расслышать ее шепот. – Да, я его убила так верно, как если бы сама затянула петлю на шее.
– Оль, может быть, ты нам расскажешь? – мягко попросила Даша. – Мы никому не передадим. Конечно, если ты правда не убивала Сэма. Кого могут интересовать дела давно минувших дней? А тебе легче станет.
– Илью, – так же тихо сказала Ольга и вдруг заплакала.
Макаров никогда в жизни не видел, чтобы так рыдали. По лицу сидящей перед ним женщины, еще не старой, красивой, но измученной каким-то адским пламенем, выжигающим ее изнутри, катились крупные слезы, похожие на виноградины – круглые, с прозрачной тонкой кожицей.