Не буду тебе врать – мы поехали ко мне. Да, да, в тот же день, на втором свидании. Почему я так осмелела и предложили это сама? Да потому, что вино. Потому, что симпатия. И еще потому, что мне не хотелось с ним расставаться. Ведь через два дня ему опять надо было уезжать.
Катька спала, а мы, как воры, прокрались в мою комнату, почему-то глупо смеялись, цыкали друг на друга, прикладывали указательные пальцы к губам и снова прыскали, как подростки.
Нам было весело!
Сынок! О том, что было потом, я, как понимаешь, писать не буду. Ни коротко, ни тем более в подробностях. Я скажу тебе одно – я была счастлива. Я лежала у Олега на плече, на сильном, мускулистом плече, и плакала от счастья. Я была не одна. Впервые, за столько лет я была не одна.
Он ушел рано утром, в полшестого, не позавтракав. Мы оба боялись, что проснется Катька. Олег этого боялся даже больше меня.
В семь я подняла твою сестру, ходила по комнате как сомнамбула, натыкалась на предметы, не отвечая на Катькины вопросы, и она смотрела на меня с тихим ужасом, пока не закричала:
– Мам, ты чего?
Я вздрогнула и немного пришла в себя, но ненадолго. Как только Катька ушла в школу, я, наплевав на дела, бухнулась в постель и принялась с дурацкой улыбкой вспоминать нашу ночь. Я думала, думала об Олеге.
Он позвонил к вечеру, почему-то страшно смущенный, и сказал, что ему надо со мной поговорить.
Я испугалась. Он хочет расстаться? Значит, я ему не подошла? Нет, вряд ли. Для того, чтобы расстаться с женщиной на этом этапе, совсем не обязательно приглашать ее на «важный», как он сказал, разговор. Договорились о завтрашней встрече там же, у метро «Университет», недалеко от моего дома.
Шла я на дрожащих ногах. Волновалась ужасно.
Погода испортилась, с плотно завешенного густыми серыми облаками неба моросил мелкий дождь, грозивший разразиться в порядочный ливень. Вспыхнула зарница, проворчал гром. Дождь усилился, и я побежала к метро, чтобы укрыться под козырьком.
Я увидела Олега. Он стоял, вжав голову в плечи, морщась от холода. И держал букет желтых роз – именно таких, какие я очень люблю: мелких, на тонких, недлинных стеблях. Кажется, они называются кустовыми.
Увидев меня, он нахмурился, и у меня упало сердце. Нет, не от страха – от радости, что я его вижу. Я подошла к нему, он стряхнул дождевые капли с моего лица и долго, внимательно, словно пытаясь что-то понять, пристально меня разглядывал. Я стояла в совершенном смущении и, выдавив из себя улыбку, сказала:
– Ну что? Так и будем стоять? Прости, но я замерзла.
Олег вздрогнул и пробормотал извинения.
Мы зашли в ту же кафешку-стоячку, где на первом свидании пили невкусный кофе и ели пирожки с капустой. Цветы, кстати, он мне не отдал – видимо, от смущения.
Мне стало смешно.
– А это кому? – кивнув на букет, улыбнулась я. – Судя по всему, не мне?
– Тебе, – покраснел он и тут же добавил: – Света, чтоб без предисловий. Ты выйдешь за меня замуж?
Так обыденно, неожиданно и просто твой отец сделал мне предложение. Я стояла в оцепенении. Замуж? А разве взрослые и разумные люди предлагают выйти замуж на третьем свидании? Или он немного не в себе? А может, влюбился, как мальчишка? Но он не производит впечатление импульсивного, эмоционального человека. Да и какая влюбленность в наши почтенные годы? Да с его-то жизненным опытом! И, окончательно растерявшись, я замолчала.
Молчал и он.
И тут я сказала, вернее, выдавила не своим, низким, басистым голосом:
– Я… согласна.
И я увидела, как зажглись, заблестели, ожили его глаза. Как он ожил и заулыбался. Он поцеловал мою руку и совершенно будничным голосом поинтересовался:
– Да, а пирожок-то ты будешь? Лично я страшно голодный.
– Лично я тоже, – ответила я, понимая, что любая, самая деликатесная еда в эту минуту застрянет у меня в горле. Но я ответила «да». И на его предложение, и на вопрос о пирожках.
Вот так, сынок, я вышла замуж за твоего отца. Так буднично и так просто, что и сама удивилась.
Вот сейчас перечитала все, что тебе написала. Слишком много утомительных подробностей, правда? Но это моя жизнь, мой родной.
Я не хочу тебя разжалобить, такой цели у меня точно нет.
Я просто хочу тебе объяснить. Как теперь говорят – донести.
Итак, мы поженились. Я уговаривала его не торопиться в загс, пожить гражданским браком, привыкнуть друг к другу, обжиться, в конце концов, проверить себя.
Но он настаивал на официальном браке. Говорил, что женщина в браке чувствует себя увереннее. Глупости, конечно! Мы давно не дети, прошли, как говорится, и Крым, и Рым. И только после загса он, смешной человек, переехал к нам.
Что тебе сказать? Я сразу почувствовала, что в доме появился мужчина. Всякие проблемы, отнимающие время и силы, твой отец решал легко и незаметно – например, подтекающий кран или пропускающий воду шланг от душа, незакрывающееся окно, из которого страшно дуло. Шатающаяся ножка на Катькиной тахте. Мне больше не надо было думать, где найти слесаря или столяра, где купить шланг.
Да, и еще! Оказывается, твой отец был человеком хозяйственным – он обожал делать закупки. А я ненавидела продуктовые магазины – видимо, настоялась в очередях на всю жизнь.
В субботу пораньше он брал сумки и ехал в магазин. Привозил картошку, капусту, лук, мясо – а он умел выбирать мясо, небывалый случай для мужика: с косточкой на первое, мякоть на второе. Притаранив неподъемные баулы и аккуратно разложив их содержимое в холодильнике, он надевал фартук и вставал к плите. А я валялась в кровати и только тянула носом, чувствуя запахи бульона или тушеного мяса.
Кстати, завтраки «выходного дня», как мы их называли, тоже были на нем. Отварная картошка с селедкой – вот что мы себе позволяли. Это была неспешная трапеза, за разговорами и семейными планами.
В хорошую погоду мы куда-нибудь уезжали – за город, объездили все подмосковные монастыри и старинные усадьбы. Брали с собой корзинку с провизией – овощи, колбасу, хлеб – и после прогулки устраивали пикник. Выбирали солнечную полянку и расстилали на земле старенькую клеенку.
Какие это были счастливые дни!
Знаешь, я не задумывалась, люблю я его или нет. Он мне очень нравился, был мне приятен, я была окутана его заботой и, самое главное, у меня появилось плечо, я была не одна.
Нет, ты не думай, что все у нас было так пасторально. Мы были взрослыми людьми, со своими привычками и «тараканами». Иногда раздражались, иногда ссорились. Сложно было принять правила жизни другого.
Да и Катька. Вот с ней были проблемы. И здесь есть вина Олега, не спорю. Он слишком поспешно вступил в права отца, слишком быстро вжился в роль. А Катька – строптивица, ты знаешь. К тому же вредная и несдержанная. Такой была и такой осталась, увы.