Город вторых душ - читать онлайн книгу. Автор: Рута Шейл cтр.№ 3

– Залпом.

Есми цапнул чашку и поводил над ней бледным носом.

– Вискарь? Хоро-оший. Спасибо, не-поп. Лет десять вискаря не пил.

Пустая чашечка в его руке заметно подрагивала. Северьян поддернул рясу и тоже уселся на дощатый пол.

– И что теперь? – чуть слышно прошелестел Есми.

– Спать. – И для самого Северьяна слово звучало обещанием долгожданного отдыха, которого у него никогда не будет. – Крепко, спокойно и долго. Своим что-нибудь передать хочешь?

– Нинке скажи… Пусть самогон у Палыча не берет – потравится. Машину пусть продадут, за сколько смогут, а новую берут не белую. Ленку… – бормотал он сонно, но в окружающей глухой тишине каждый звук все равно слышался удивительно отчетливо. – Пашка не хотел Ленку насмерть резать. Напугать хотел только. Маню не найдут, утопла Маня. Вовка, что своих топором зарубил, тоже повесился – ты ему помоги, он там ходит и ножом себя ковыряет, а помереть не может. Нинке еще передай, пусть не плачет и простит меня, дурака… Не сдержался. Трижды с нового года Натаху ёб… Грозилась все Нинке рассказать, у-у, шалашовка…

И снова Северьяна одолело вязкое, темное. Тащило в себя, будто в топь – смерть, смерть вокруг, многих не стало, многие сошли в могилу. Все мы там будем. Скот дохнет, рыбы уснули, раки перешептались. Будущие мертвецы стоят сейчас за дверью, Господи, ждут, пока еще один помрет, чтобы вернуться, пить и есть, Господи. Несусветно хочется встать и выйти. Все, чего хочу я – встать и выйти, потому что нет здесь никакого смысла, Господи. Нет его ни во мне, ни вовне.

А хотя… Ладно.

Можно ныть и причитать хоть до морковкиного заговенья, но ритуал за тебя никто не проведет. Есми очухается, и все придется начинать заново. Скажи спасибо, что он смирный.

Выругав себя для бодрости, Северьян придвинулся к сомлевшему Есми и положил ладони на его лицо. Мерзкий, мерзкий ритуал.

– Со духи праведных скончавшихся, душу раба Твоего, Спасе, упокой… – прошептал он и вскрикнул – щеку будто ошпарило.

Внезапно очнувшийся Есми выставил руку, длинные ногти чиркнули Северьяна по лицу. Вдобавок он дергался и бил пятками об пол. Северьян навалился всем телом, стараясь не смотреть в широко раззявленный, с пеньками гнилых зубов рот.

– Куделька! – выпросталось оттуда зловонно и хрипло. – Кудельке! Ку!..

Всего мгновение, но до чего отвратительное, гори оно в огне дьявольском… Вырыпаев-отец опочил в муках. Раз на раз не приходится. Ку, чтоб тебя, ку. Ноги как ватные, самого трясет. Северьян отыскал умывальник, трижды намыливал руки и тер, будто хотел содрать кожу. Приоткрыл холодильник – у хорошей хозяйки всегда найдется… Знать бы еще, хлебная это слеза или ядреная сивуха Палыча. А вообще все равно.

В дверь неуверенно постучали. Хозяева… Северьян и думать о них забыл.

– Можно! – рявкнул он, выходя в прихожую.

Первой сунулась и сразу включила свет вырыпаевская мать. Следом втекли сам, теперь уже единственный, Вырыпаев и дородная дама с реденькими от завивки волосами – сноха Наталья, догадался Северьян и поневоле вперился взглядом в ее пухлые пальцы: кольцо было. Как есть ведьма.

– А что это у вас, батюшка… Тут вот, – ойкнула хозяйка. И пока Вырыпаев придирчиво осматривал жилище, а его супруга не сводила с «видного» священника заинтересованных глаз, она собиралась с духом, чтобы задать самый важный вопрос. Северьян не торопил, потому что знал, что обычно следует за ответом.

Он покосился на свое отражение в зеркальной створке шкафа – четыре длинных царапины на щеке вспухли и кровоточили.

– Отец Северьян, вы с ним говорили?.. Это правда он? Пашенька мой?

Его приглашали не просто так. И не просто так платили за обряд освящения дома много больше, чем взял бы кто-то другой. Мирились и с ночным рабочим графиком странного батюшки, и с его просьбой об уединении, которая прямо-таки кричала о том, что он шарлатан – но шарлатаном он не был. Приученные к наивным телевизионным шоу люди хотели в последний раз услышать своих мертвых.

– Вас зовут Нина?

Издав звук, похожий на крик раненой выпи, хозяйка привалилась спиной к дверному косяку, спрятала лицо в ладонях и заголосила. Сноха одарила ее взглядом, полным усталости.

– На кухню пойдемте, – бросила она Северьяну и, проходя мимо, задела его плечом. – Скоро отпустит.

И без того не слишком ярое возмущение подобной холодностью окончательно покинуло Северьяна, как только на клетчатой скатерти появилось блюдо с пирожками (там грибы, тут капуста), кувшин ледяного кваса (с медом и хреном, прабабкин рецепт), молодая отварная картошечка, щедро присыпанная укропом, нежно поблескивающие маслом лисички, красноперые окуньки в лимонах и с набитыми гречкой брюшками (муж наловил, у нас тут все свое) и, наконец, огромная влажная бутыль, прямо тут же и откупоренная.

– Тяжело вам, должно быть, батюшка, – бархатисто улыбнулась сноха, подсев к столу. Разлила на двоих. Чокнулись.

– По силам.

– И что, прямо так их и видите?

– Не хуже, чем вас сейчас, – ответил Северьян и вгляделся в ее клеклое, прежде времени постаревшее лицо. – Спрошу – ответят, а не спрошу – сами расскажут. Им, мертвым, от чужих секретов одна тяжесть. Как и живым.

Но у той от его слов, по всему видно, ничего внутри не дрогнуло.

– Имя у вас до чего красивое, – гнула свое проклятая баба, подперев кулаком румяную щеку. – Северьян. Я б Северьяшей звала.

От тягучего говора Натальи, неприкрытого ее интереса и водки Северьян затосковал окончательно. Так крепко, что отвернулся, не желая видеть ни тетки этой, ни щедрой закуски. В окне ярким бликом отражалась лампа. Он смотрел на это пятно, не моргая, до рези в глазах, а Наталья все пришептывала:

– И пахнет-то от вас благодатно… То ли ладан, то ли чего. Как же вы поедете выпимши? А то оставайтесь, место найдется. Дайте-ка я вам йод достану, царапину прижечь надо…

– Не надо, – перебил он и попытался испепелить Наталью взглядом, но вместо ее одутловатой физиономии перед глазами все еще стояло алое пятно лампы. – И кольцо сними. Не придет он к тебе. Нет его.

Румянец живописно сполз с ее лица на шею и плечи, пережатые бретельками сарафана. К счастью, договаривать не пришлось – в кухне появился Вырыпаев. Он вошел, поддерживая всхлипывающую мать, усадил ее за стол и сел рядом. Из его рук перекочевало в руки Северьяна несколько купюр. Повторно выпили, теперь уже не чокаясь. Слова покойного про самогон и белую машину, произнесенные как-то по-будничному, пришлось повторять по многу раз. Когда припомнили и зарезанную Ленку, и соседскую девочку Маню, которая пропала еще в апреле, и то, как алкаш Вовка годами гонялся за женой и сыном по деревне с топором, но никто не придавал тому значения, Северьян решил, что настало время прощаться.

Вырыпаев увязался следом. Прежде чем выйти на крыльцо, он быстро глянул на мать, и та ответила едва заметным кивком. Видно, была у них к батюшке еще одна треба. «Хорошая ночь», – думал Северьян, шагая к машине по влажной тропинке. Вырыпаев прикурил папиросу – потянуло дымом и жженой спичкой. Где-то в лесу, за деревней, заливался трелями соловей. Да, людишки так себе, а ночь хорошая…