Поменяй воду цветам - читать онлайн книгу. Автор: Валери Перрен cтр.№ 69

Мы входим. Я чувствую невероятную легкость. Натан счастливо изумлен количеством шоколадок и конфет на кассах.

Я подхожу к дверям мужского туалета и говорю:

– Буду ждать тебя здесь.

– Ладно.

Натан закрывается в кабинке с рюкзаком, где лежат его вещи, и ровно через пять минут появляется в роскошной тройке из серого льна и белой рубашке.

– Какой же ты красивый, Натан!

– У тебя есть гель?

– Гель?

– Для волос.

– Сейчас поищу на полках.

Пока мы ходили вдоль полок, Жюльен успел купить два романа, книгу кулинарных рецептов, коробку пирожных, барометр, салфетки всех цветов, карту Франции, три DVD, альбом лучших киномелодий, карту мира, анисовые леденцы, мужской дождевик, дамскую соломенную шляпу и плюшевую игрушку. Я прошу кассира запаковать все в подарочную бумагу, ее не оказывается, он с улыбкой произносит: «Тут у нас не «Галери Лафайет», а А89!» Жюльен находит большую матерчатую сумку с логотипом WWF ^[84] и складывает в нее все покупки. Натан просит купить ему «клейкие листочки»: он сможет сделать панду цветной, нарисовать вокруг нее бамбук и голубое небо. «Гениальная идея, малыш!» – радуется Жюльен.

Я чувствую себя другой женщиной, сменившей кожу на чью-то чужую. Как Ирен, которая в Антибе переоделась из всего бежевого в цветное и босоножки.

Мы с Натаном наконец обнаруживаем гель для волос – последнюю банку! – с надписью на этикетке «Стальная фиксация». Берем три зубные щетки, пачку влажных салфеток и издаем победный клич. Я начинаю смеяться – в третий раз – и не могу остановиться.

Натан ликует и скрывается за дверью туалета, отсутствует недолго и являет себя нам в образе «безумного дикобраза». Наверное, использовал всю баночку целиком. Во взгляде Жюльена читается сомнение, но он молчит.

– Я красивый?

Мы отвечаем хором.

Сентябрь 1996

Дни Филиппа были организованы раз и навсегда и проходили одинаково. Он вставал в девять. Съедал первый завтрак, приготовленный Виолеттой, – кофе с молоком, гренки, мягкое масло, вишневое желе. Принимал душ и брился. До часа дня катался на мотоцикле по деревенским дорогам, каждый день рисковал жизнью, резко ускоряясь там, где не было полицейских с радарами. Обедал с Виолеттой.

До четырех, а то и до пяти играл в «Mortal Combat» ^[85] на игровой приставке MegaDrive. Потом снова седлал мотоцикл и ездил до семи. Ужинал с Виолеттой. Шел пешком на Гран-Рю, сказав жене, что ему необходимо размяться, а на самом деле встречался с любовницей или развлекался на вечеринке развратников в адресе. Возвращался Филипп не раньше часа-двух ночи. Если погода была дождливая или его одолевала лень и ничего не хотелось делать, он смотрел телевизор. Виолетта была рядом – читала или тоже смотрела выбранный им фильм.

Застав жену две недели назад со смотрителем кладбища, он стал смотреть на нее иначе. Подглядывал краешком глаза. Спрашивал себя, думает ли она о старике, звонит ли ему, пишет ли.

Уже неделю, возвращаясь домой, он нажимал на кнопку повтора последнего вызова, но систематически попадал на неприятный голос матери, которой звонил накануне или два дня назад, и вешал трубку.

Раз в два дня он был обязан звонить ей. Таков был ритуал. Она всегда произносила одни и те же слова: «Все в порядке, мой мальчик? Ты хорошо ешь? Высыпаешься? Чувствуешь себя нормально? Будь осторожен на дороге. Не порти глаза видеоиграми. Что твоя жена? Работает? В доме чисто? Она стирает простыни каждую неделю? Я слежу за твоими счетами. Не тревожься, недостатка ни в чем нет. На той неделе твой отец сделал взнос по страховке. У меня снова боли. Как же нам все-таки не везет. Люди только разочаровывают меня. Остерегайся их. Твой отец совсем теряет уверенность в себе. Хорошо, что я все еще могу приглядывать за вами. До скорого, дорогой». Всякий раз, повесив трубку, Филипп чувствовал дурноту. Мать все сильнее раздражала его – как лезвие бритвы. Иногда он спрашивал себя, есть ли у нее новости о Люке. Он скучал по дяде, а отсутствие Франсуазы просто испепеляло его. Но мать всегда отвечала одно и то же – чаще раздраженно, иногда – опечаленно, если хотела сказать гадость: «Прошу тебя, не говори со мной об этих людях!» Франсуазу и Люка она запихивала в один и тот же мусорный мешок.

За исключением выводящих его из себя бесед с матерью, жизнь Филиппа шла как по накатанному. Он остался тем Филиппом Туссеном, которого Франсуаза проводила в 1983 году на вокзал в Антибе: капризным мальчишкой. Несчастливым ребенком.

Два известия, полученные с интервалом в пять минут, остановили плавное течение дней. Одно пришло по почте.

Он сидел за столом и поглощал теплые хрустящие тосты, когда Виолетта сообщила, что их переезд будет автоматизирован в мае 1997-го. За восемь месяцев им нужно найти работу. Она положила конверт на стол, между вареньем и топленым маслом, и отправилась опустить шлагбаум. Было 09.07.

Я потеряю Виолетту. Об этом в первую очередь подумал Филипп, прочитав официальное извещение. И сдерживающего начала не останется. Дом и работа держали их вместе – он сам не знал почему. Нить была тонкой, почти невидимой. Общей оставалась только закрытая навечно дверь в комнату Леонины. Лишившись шлагбаума, она навсегда уедет к кладбищенскому старику.

В кухонное окно он увидел, что Виолетта разговаривает с какой-то женщиной, и не сразу узнал ее. Решил, что одна из любовниц явилась разоблачить его, – но не встревожился, женщины, с которыми он имел дело, не были ревнивицами. Никакого риска… Он марался в грязи, пачкал Виолетту, но не рисковал.

Женщина что-то говорила, и Виолетта становилась все бледнее.

Филипп вышел и оказался лицом к лицу с учительницей Леонины. Как там ее звали?

– Здравствуйте, господин Туссен.

– Доброе утро.

В лице училки тоже не осталось ни кровинки, она выглядела потрясенной, отвернулась от него и тут же ушла.

Прошел поезд в 09.07. Филипп увидел лица пассажиров в окнах вагонов и вспомнил, как Леонина махала рукой, стоя на крыльце. Виолетта молча, автоматическим движением, подняла шлагбаум и сказала Филиппу:

– Женевьева Маньян покончила с собой.

Филипп вспомнил, как две недели назад подъехал к ее дому и увидел полицейских и соседок в домашних платьях. Женевьева наверняка убила себя, поговорив с ним. Он тогда расплакался, распустил нюни, как слабак. «Я бы никогда не причинила зла малышкам». Неужели к смерти ее подтолкнуло чувство вины?