Но я не могу выдать Глебу ее секреты, это непорядочно, ведь она мне доверилась. Да и разве это отвратит Глеба от нее? Может быть, ему тоже нравятся веселые и циничные? Может быть, всем нравятся веселые и циничные?..
Беата рассказывала мне, как «приручать и обольщать». Своему Дяде Бэ она рассказала о какой-то страшной истории, которая произошла с ней в детстве: «Мужчины его типа любят испытывать жалость. Если он будет не только хотеть меня, но и жалеть, то прилипнет ко мне, как муха к липкой ленте. Кстати, мою душевную травму, из-за которой у меня проблемы в сексе, я могу преодолеть только с ним, а секс с мужем – это просто чтобы не обижать его… Ну как, ловко?.. Это как война, и нужно правильно выбрать оружие. Внешность – это необходимое условие, но недостаточное… Дяде Бэ можно рассказать про психотравму, а кому-то нужно почитать стихи, не Маяковского, конечно, а Ходасевича или Мандельштама, чтобы он понял, какая я тонкая натура… Разве мама любила такого, желто-серого, полуседого… Все лишь бредни, шерри-бренди, ангел мой».
Что она говорит Глебу? Читает стихи, вызывает жалость, смотрит восторженными глазами? Что, что?..
Но что же делать, что мне делать?..
А что, если не обращать внимания? Не думать о том, что он мне изменяет, не думать ни о чем, пусть только он будет со мной! Я ведь смогу любить его и не думать каждую минуту, что он был с другой? У нас семья, дети, хорошие отношения. Приучить себя, что, когда он со мной, есть только он и я.
Нет. Нет! Я так не смогу. Я могу быть с ним, только если я единственная.
Перебираю аргументы, спрашиваю себя: «да» или «нет», «да» или «нет»? А если «да», то что?
Папа?.. Хорошо, что ты не умеешь читать мои мысли.
Папа, я живу в аду.
5 мая
Дорогой Давид!
У нас все хорошо.
Папа почти без изменений. Массаж ему помогает, правая рука стала немного лучше, левая так себе. Речь лучше не становится. Врач говорит, что если в первые несколько месяцев речь не восстановилась, то прогноз неважный. Иногда папу приходят навестить бывшие аспиранты или коллеги с кафедры, это всегда очень болезненно для папы и для меня, потому что они не могут скрыть ужас.
Отводят меня в сторону и спрашивают: «Он нас понимает?» Я объясняю, что он все понимает, может читать, не может только внятно выражать свои мысли, но их пугают эти звуки. Им кажется, что если отсутствует речь, то интеллект пострадал. Во второй раз никто не приходит.
Ну а мы будем надеяться, правда? Ты ведь сам сказал, что способность мозга заменять поврежденные связи на новые зависит от количества связей, то есть от уровня интеллекта до болезни, и от образования. В случае папы это дает нам надежду.
Глеб очень доволен новой работой. У него теперь новая машина. Но главное, что Глебу интересно, и он видит перспективы. Он ведь очень способный и, если бы жизнь осталась прежней, мог бы стать доктором филологических наук, занять пост завкафедрой. Так должно было быть, а вместо этого вышло – семья, и надо было зарабатывать на содержание семьи. Я очень рада, что ему интересно, и перспективы, и у нас впереди новая жизнь.
Обнимаю вас обоих, тебя и Катю.
21 сентября. О чем думал Игорь Сергеевич, став невольным свидетелем ссоры Эммы с Глебом
Эмма в принципе знала, что чувства могут выйти из-под контроля, – у других, но у нее никогда. Можно сказать, что этого она от себя не ожидала. Есть люди, которые всегда от себя ожидают и, перед тем как сорваться, вспоминают, что их не должны услышать дети или старые родители, прикрывают двери – и затем оправдывают свои ожидания.
А Эмма не предполагала, что в состоянии даже просто повысить голос, иначе обязательно прикрыла бы дверь, когда Глеб заглянул на кухню со словами «я пошел, пока».
На плите уже булькала овсянка для отца, и Эмма обдумывала субботний завтрак: детям гренки, Глебу омлет с помидорами, а маме она потом отнесет кофе с бутербродом.
– Ты пошел, пока? Как пока, почему пока, а завтрак?.. Сегодня же суббота, – сказала Эмма, как всегда, мирно и доброжелательно. И вдруг закричала: – Как пока?! Почему пока?! Я больше не могу слышать это твое «пока»!
Глеб удивился ее крику, а Эмма удивилась тому, что ее давно не прекращающееся внутреннее кипение вдруг выплеснулось наружу стыдным криком и перекошенным лицом, и пропустила звук, на который она обычно бросалась, как на крик младенца, – не услышала, как отец в коридоре зашаркал-застучал палкой.
– У тебя дела?! У тебя дела с Беатой? Беата, почему опять Беата?! А я?! А дети? Ты нам тоже нужен… Нет, я не ору, не ору, я стараюсь не орать! Я только и делаю, что стараюсь! Я стараюсь быть прежней, оживить все наше. Глажу тебя по голове, называю тебя нашими ласковыми словами… пытаюсь поговорить с тобой о нашем прошлом, напомнить тебе обо всем нашем! Думаешь, я не замечаю, что, когда я говорю «а помнишь», у тебя каменеет лицо? Думаешь, я не понимаю, что это значит?
– Что?
– Что ты меня больше не любишь! Ты не любишь меня так, как раньше!
– О, да, это самое страшное обвинение: как раньше.
– Да, это самое страшное. Да… нет, не уходи! Давай поговорим, пожалуйста… я не буду злиться, я просто хочу знать. Я только хочу узнать, и все! Я хочу знать правду. Просто хочу знать – «да» или «нет».
– Что ты хочешь узнать?
– Ты знаешь, о чем я… Хорошо, я скажу это вот так просто, скажу… Ты мне изменяешь? Вот я выговорила то, что невозможно было произнести. Этого слова между нами не могло быть. А я сказала. Я спрашиваю тебя прямо: ты изменяешь мне с Беатой?.. Не молчи. Не молчи! Я каждое утро просыпаюсь и начинаю думать с того места, на котором заснула: «да» или «нет», «да» или «нет»? Говорю себе: измена невозможна, наша любовь… ну вот это все… А потом понимаю, что измена была и есть, привожу себе аргументы… Скажи мне правду, пожалуйста, ну хотя бы это я заслужила – знать правду?..
– Какие аргументы?
– Ну, смотри… Ты восхищался Беатой. Ты только о ней и говорил. Я видела, пока мы еще встречались все вместе, – тебе нравится с ней разговаривать, она кажется тебе остроумной… Да, так и есть, она прекрасная, но я… рядом с ней ты не видел меня. А потом эта записка, ты не сказал, от кого она, ты солгал. Противно все это говорить, как будто я в суде перечисляю список претензий, но… ты же сам спросил, я отвечаю… Скажи, разве всего этого мало, чтобы…
– Этого мало. У тебя неубедительная информация, которую ты же сама придумала. Ничего этого нет. Как нет? Да вот так и нет. Ты делаешь выводы на основе неправильной информации и свои неправильные выводы считаешь фактами.
– Ты изменился. Ты больше не говоришь мне «я тебя люблю». А раньше ты всегда говорил! А теперь нет. Это что, так совпало?.. У тебя постоянные перепады настроения. Ты часто раздражался, но я понимала, что это не на меня, ты просто устаешь, раньше я была ни при чем, а сейчас я тебя раздражаю. Я для тебя не важна. Раньше ты рассказывал мне, как прошел день, а теперь нет. Ты постоянно куда-то уходишь. У тебя совсем нет времени на меня. Ты меня разлюбил или у тебя неприятности и ты от меня скрываешь?