Бран поднатужился – из его ран хлынула кровь – и с ужасающим ревом обрушил крышку поверх котла. Давление исчезло. Ухмыльнувшись, Пес опять открыл крышку и вместе с ней сгинул в дымке тумана.
Ясно. Вернул крышку Морриган и был таков.
А у нас – целое поле демонов, от которых еще предстояло избавиться.
– Кейт! – оклик заставил меня обернуться.
В тридцати ярдах поодаль стоял Дерек, показывая когтистой окровавленной лапой мне за спину. Там, совсем рядом, на воткнутом в землю кресте была распята она – Джули.
Прямо по телам я начала карабкаться к малышке. Неожиданно на меня упала огромная тень. Я успела поднять глаза – в меня целился жуткий клюв цвета полированного железа. Ворон! Морвран еще пребывал в своей летающей ипостаси. Фоморы зажали меня в тиски. Бежать некуда, что делать? Упав на колени, я приготовилась вонзить «Погибель» в птичьи кишки. Но огромные когтистые лапы уже схватили ее за крылья. Морвран замер, заслоняя солнце.
Кэрран рвал ворона с ревом, от которого содрогнулись фоморы.
– Давай! – кричал он мне. – Давай же!
Я принялась пробиваться вперед, кроша, раня, рубя мечами, не отрывая взгляда от Джули. Слева кучка фоморов расправилась с вампиром, оторвав ему конечности, и бросилась на меня.
– Убейте девчонку! – пронеслось над шумом битвы шипение пастыря.
Демоны сменили курс. От Джули меня отделяло два десятка ярдов. Я бы ни за что не успела. Вдруг в дымке тумана рядом с малышкой возник Пес Морриган. Он схватил крест и девочку и вновь растаял в воздухе.
Демоны взвыли от ярости.
С пустыми руками Бран, ухмыляясь, материализовался рядом со мной… И его грудь взорвалась – из раны показались зеленые щупальца. Меня залило кровью.
Глаза стрелка были широко открыты, рот распахнут.
– Бран!
Он шагнул вперед и повалился на меня, из его горла текла кровь, а позади торжествующе шипел пастырь. Перепрыгнув через Брана, я рубанула ублюдка по голове. Рыбьи глаза с ненавистью уставились на меня, а потом череп Болгора покатился в грязь. Тело покачнулось. Я секла его саблей вновь и вновь, пока морской демон не развалился на куски.
Теперь-то ему никогда не подняться.
Дикий рев пронесся над полем битвы. Над бойней возвышался окровавленный Кэрран, потрясая головой огромной черной птицы, и кричал:
– Убивайте всех! Они смертны!
Перевертыши обрушились на фоморов. А я упала рядом с Браном на колени.
Нет… Нет, нет, нет!
Я перевернула его. Он глядел на меня темными глазами.
– Я спас ребенка. Я спас ее. Для тебя…
– Вызывай туман, черт тебя дери!
– Поздно, – прошептал он одними губами. – Сердце не заживет. Прощай, голубка.
– Не умирай!
Он просто посмотрел на меня и улыбнулся.
Внутри натянулась тонкая нить боли, готовая вот-вот лопнуть. Больно – так, что невозможно дышать.
Бран ловил ртом воздух. Его тело в моих объятиях стало коченеть, утекали последние капли жизни.
Нет!
Я схватила этот последний трепет. Всей своей силой, всем тем, что у меня было, держалась за последнюю частичку Брана, не позволяя ему уйти.
Вокруг пенилась магия. Я впитала энергию, направляя ее глубоко в плоть Пса, поддерживая его. Потоком боли она пронеслась сквозь меня и растворилась в стрелке.
Не позволю! Он будет жить. Я не могу его потерять…
«Глупая девчонка! – раздался голос в моем сознании. – Тебе не победить смерть».
Еще посмотрим!
Искра жизни ускользнула глубже. Больше магии! Давай, Кейт!..
Завывал ветер, а может быть, это моя кровь гудела в ушах – я уже ничего не чувствовала, кроме боли и Брана.
Я потянула сильнее. Искра замерла. Веки Пса задрожали, рот открылся, глаза уставились на меня. Но я не слышала, что он сказал.
Сердце остановилось, и я отчаянно старалась заставить его биться.
Его глаза вновь затуманились. До меня донесся шепот, слабый, но отчетливый:
– Отпусти…
«Так обращают в нежить», – произнес голос внутри.
Глубоко в душе я понимала, что голос прав.
Я не стану тем, к кому питаю отвращение. Не уподоблюсь человеку, который произвел меня на свет.
– Отпусти меня, голубка, – прошептал Бран.
Я разорвала поток магии. Напряжение во мне лопнуло, как разорвавшаяся струна, и меня опять захлестнуло болью.
Искра жизни стрелка растаяла. Сила билась внутри – живой зверь, пойманный в западню и разрывающий меня на части в попытках высвободиться.
В моих объятиях лежал мертвый Бран. Из моих глаз хлынули слезы, потекли по щекам, унося с собой магию, и упали на землю. Она промокла, и что-то зародилось в ней, полное жизни и колдовской силы, но это было уже не важно.
Бран ушел.
И тут нутром я почувствовала врага. Это была демоница, готовившаяся всадить в меня клинок. Я плавно поднялась и сделала единственный выпад. Кончик «Погибели» уткнулся в грудь твари. Вспорол зеленую кожу, прошил плотные волокна мышц и мембран, царапая хрящ грудины. Под нажимом руки проник глубже и добрался до сердца. Мускулистый орган, как сжатый кулак, ненадолго воспротивился, а потом лезвие, омываемое кровью, вспороло мышцу. Я рванула саблю вверх и в сторону, разрывая сердце твари на части.
На меня брызнула кровь. Я чуяла ее запах: она была теплой и липкой на моих пальцах. Глаза фоморки расширились. Из кобальтовых глубин на меня смотрел страх. На сей раз не будет никакого воскрешения. Я ее убила. Она уже была мертва и от осознания собственной судьбы испытала мучительный страх.
Мгновение длилось бесконечно. Я знала, что запомню его навсегда. Я поняла – не важно, скольких я убила и уничтожу до заката. Брана никто из них не вернет. Ни на секунду.
Я вытащила саблю из твари. Горе оседлало меня и пришпорило, отправив в бой. Я в бешенстве носилась по полю. Расправлялась со всеми демонами, оказавшимися у меня на пути. Стоило им завидеть меня – они бежали, но я гналась следом и разила их, пока они не отняли жизнь еще чьего-то друга.
* * *
Наступила ночь. Фоморы были мертвы. Их трупы валялись вперемешку с останками нашей армии.
И оборотни, и обычные люди после гибели выглядели совершенно одинаково. Так много тел! И смертей. Еще утром говорили, дышали, целовали на прощание любимых. А теперь они лежат здесь… Ушли навеки, как Бран.
Я села рядом с мертвым стрелком. Его глаза были закрыты. Как я устала! Тело ныло в тех местах, о существовании которых я даже не подозревала.
Кто-то зажег погребальный костер. В надвигающейся тьме он полыхал оранжевым. Ночь запятнал густой жирный дым.