– В любом случае, – сказала она Руперту, – мы хотим извиниться. Мы были к тебе очень несправедливы.
Это было прекрасно! Боже, это было прекрасно! Руперт наслаждался моментом. Он хотел сохранять спокойствие. Никакой глупой сентиментальности, приказал он себе и задал вопрос, словно он был важнее всего остального:
– Так как там насчет виски?
– Я сделаю! – с облегчением выкрикнула теща и спросила: – Со льдом и колой?
– Никогда не доверяйте людям, которые портят виски льдом или колой, – сказал Руперт и почувствовал себя очень мужественным.
Даже Богарт не смог бы лучше, подумал он.
* * *
Ульрих Гроссманн с удовольствием ходил по ночам в Норддайхе на причал для яхт. Ему нравился звук, когда паруса хлопали от ветра об мачты.
Дул сильный западный ветер, он принес с собой соленый, влажный воздух. Был отлив, и часть лодок лежала на суше.
Он пошел мимо парковки. Черный микроавтобус «Фольксваген» из Эмдена ритмично покачивался, и оттуда раздавались характерные звуки. Он ухмыльнулся.
Ясная звездная ночь вынуждала смотреть наверх. Иногда, когда смотрел на небо, он чувствовал себя одиноким. Потерянным. Бессмысленным скитальцем в этой огромной Вселенной.
На сваях причала сидели чайки и недоверчиво за ним наблюдали. Зимой здесь в это время обычно никого не было. Но вдруг Гроссманну показалось, что чей-то взгляд пронзил его спину, словно укол булавки. Его инстинкты сразу проснулись, и он проверил, на месте ли «Беретта».
Эта чувствительность была наработана годами. Она хорошо помогала выжить. Даже сквозь толстую зимнюю одежду он чувствовал на своей коже взгляд. И точно знал, просто ли на него пялятся или наблюдают сквозь оптический прицел.
Время в тюрьме не повредило его умениям. Даже наоборот. Там его чувства только обострились. Он уже был готов резко повернуться и выстрелить в противника. Но что-то подсказывало ему, что за ним недоверчиво наблюдают не только влюбленные из автобуса, которые, возможно, испугались, что наблюдают за ними. У влюбленных, которые встречаются втайне, иногда развивается паранойя, это он знал по опыту.
Возле ресторана «Скипперхус» стоял человек с высоко поднятым воротником. Он курил трубку. Легкая сладость кипрской «Латакии» заставила Ульриха Гроссманна улыбнуться. Раньше он курил трубку. Это было давно. Ему нравились черные жестяные коробки с «Латакией», и он всегда предпочитал их фруктовым коктейлям из ярких баночек. Табак не должен пахнуть фруктами или жвачкой.
Запах выдавал человека. Гроссманн уже дважды ощущал этот аромат «Латакии» в присутствии Генцлера. И курил явно не кто-то из простых охранников. Им Генцлер бы таких вольностей не позволил. Курильщик трубки был как минимум на одной ступени с Генцлером, а возможно, стоял даже выше его. Возможно, он контролировал Генцлера. В системе всеобщего недоверия наблюдение было вполне логичной мерой.
Значит, Генцлер тоже где-то здесь. Гроссманн догадывался, под каким тот находится давлением. Что же – он может дать Генцлеру то, что ему нужно, но цена будет высока. На этот раз речь пойдет не просто о деньгах.
Он брел мимо яхт с небрежностью праздного гуляки. «Мерседес» класса «С» с типичными для заднего привода пропорциями стоял фронтом к гавани, а не к дамбе, как остальные машины. Гроссманн заключил, что водитель хотел как можно скорее свернуть с улицы, не совершая маневров.
Решетка радиатора сияла в свете уличных фонарей, словно в ее щелях были бриллианты. Переднее стекло затонировано – человека, сидящего за рулем, просто так не разглядеть.
Генцлер вышел со стороны переднего пассажирского сиденья. Он был в шерстяной шапке, и, если Гроссманну не показалось, наверху болтался помпон.
Подозрительный Гроссманн сразу решил, что Генцлер таким образом пытается его отвлечь. У таких людей случайностей не бывает.
Генцлер держал правую руку в кармане, и Гроссманн был готов поставить миллион, что он сжимает пальцами огнестрельное оружие, скорее всего с глушителем. Зачем? В этом не было ни малейшего смысла. Им была нужна информация, которую мог дать только он. Как мертвец он станет им бесполезен.
Генцлер решительно сделал шаг к Гроссманну.
Гроссманна посетило чувство, что вокруг засело несколько снайперов. Возможно, они скрываются на лодках. Несмотря на плохую освещенность, он слишком хорошая мишень. Гроссманн попытался подыскать укрытие.
Генцлер сразу начал с претензий:
– На этот раз вы зашли слишком далеко! Я больше не смогу прикрывать вас, если вы решили поиграть в Рэмбо.
Гроссманн стоял к яхтам спиной. Прямо рядом с ним приземлилась чайка и начала разглядывать его, как добычу.
– Разве мы договаривались о встрече? – спросил Гроссманн.
– Вы не можете вот так вот оставлять после себя выжженную землю и убивать людей, где и когда вам вздумается. Я больше не могу и не хочу это прикрывать. Возможно, когда-нибудь нам придется ответить за все наши поступки. И тогда я не хочу держать ответ за это безумие!
Гроссманн оставался подчеркнуто хладнокровным.
– Я вынужден повторить вопрос: что случилось?!
Генцлер махнул рукой.
– Этот Тумм был дурным человеком. Злобным неудачником! Но вы не можете так продолжать. Зачем вы убили Кхалида Ляйстера?
– Кхалида?
– Черт подери, не следовало этого делать!
Гроссманн поднял руки и лукаво улыбнулся, словно он неуязвим.
– Эй-эй-эй! Вы собираетесь арестовать меня? – спросил он.
Генцлер нетерпеливо смотрел на него.
– Достаточно взмаха моей руки, и два девятимиллиметровых пистолета раскроят вам череп. Один – оттуда, – он показал в сторону снайпера на рыболовном судне и еще на одного между машинами, – а второй – оттуда.
Гроссманн указал на человека с трубкой:
– А тот, наверху, у ресторана? Не хочет пачкать руки или такой же бездарь в плане стрельбы, как вы, господин Генцлер?
Гроссманн был абсолютно уверен: с ним ничего не случится, пока он единственный, кто знает, где находится чемодан и где – лаборатория. Он с наслаждением разыграл свою карту:
– Даже если бы я убил этого Кхалида, почему вы ставите это мне в упрек?
– У меня, – спокойно ответил Генцлер, – обширная сеть информаторов. Она – как сад с нежными и редкими цветами. Их нужно оберегать и лелеять. Одним нужны деньги, другим – защита от конкурентов, у большинства проблемы с законом. Я могу помочь каждому. Но мои возможности не безграничны. К сожалению. Прежде всего, я должен избегать того, чтобы мои люди убивали друг друга. Я не могу позволить себе такие потери.
Гроссманн четко ощущал, куда именно целятся снайперы – словно горячие иглы впивались в правый висок и в грудь, прямо над сердцем.
– А сейчас, значит, кто-то взялся прореживать ваш сад? – рассмеялся Гроссманн, наслаждаясь образом. – И пропалывает сорняки.