Алекс был так напряжен, что его напряжение передалось и Милли. Теперь она переживала за двоих.
Тем временем лимузин подъехал к частной вилле, где происходило событие. Это был впечатляющий особняк восемнадцатого века сразу за площадью Ди Треви. Люди в вечерних нарядах поднимались по ступенькам, а у подножия лестницы толпились папарацци. Милли совершенно забыла о них, и теперь при их виде все внутри ее перевернулось. Она видела, как Алекс клацнул зубами, увидев вспышки фотоаппаратов.
— Я не знала… — начала извиняться Милли, но Алекс покачал головой.
— Выходим?
Его голос прозвучал решительно и безэмоционально. Парковщик открыл дверь лимузина, и Милли шагнула из машины. Она жмурилась от вспышек фотографов и не понимала ни слова из того, что они кричали ей на беглом итальянском.
«Это Александро Сантос?»
«Почему он так долго не выходил в свет?»
Такого интереса к их паре Милли не ожидала. Алекс, должно быть, мысленно проклинал ее. Она не ответила ни на один вопрос, а молча ждала его выхода из лимузина. Когда же он появился, толпа ахнула в унисон. Несколько мгновений висела тишина.
А затем раздался гром фотоаппаратных щелчков, посыпался шквал вопросов.
«Алекс, что с вами случилось? Расскажите!»
«Поэтому вы не появлялись на публике?»
«Кто вас сопровождает?»
Милли стоило больших усилий улыбаться и держать осанку. Она не даст этим негодяям с фотоаппаратами почувствовать, что у них с Алексом что‑то не так. Для всего мира она — его любимая жена. А для нее самой…
Милли взяла мужа за руку, их пальцы переплелись. К ее радости, Алекс сжал ее руку в ответ, и они шагнули на лестницу.
Это было место, где рай смешался с адом. В отличие от Милли Алекс прекрасно отдавал себе отчет, что вилла будет окружена папарацци. В Риме без них не проходит ни одно светское мероприятие, даже куда меньшего значения. И Алекс знал, что народ будет шокирован. Он слишком долго хранил свою тайну от мира. Как и свою личную жизнь.
Но он также знал, что настало время раскрыть карты. За последние дни к Алексу пришло четкое осознание, что Милли права. Нельзя прятаться вечно. Но самое странное то, что ему больше не хотелось скрываться.
Он был женат и хотел иметь наследника. Он не может жить так, как жил эти два года — прячась не только от толпы, но и от самой жизни. Алекс был готов сделать шаг из темноты, и благодарить за это нужно было Милли.
Когда они вошли в особняк, никто не сказал им ни слова. Притом что Алекс узнал многих гостей. Никто просто не знал, что сказать. Алекс словно исчез с лица земли, и слухи о его исчезновении ходили самые разные. Нервный срыв, реабилитационная клиника, сверхсекретное задание, тайные любовные отношения. Но он всегда был закрытой личностью, поэтому слухи вскоре поутихли. Все просто решили, что Александро Сантос наслаждается одиночеством.
«Правда даст тебе свободу», — повторял внутренний голос.
С грустью в душе Алекс признавал, что так оно и есть. Ведь вот он на светском вечере, стоит за руку с Милли. Его жена выглядит счастливой и как будто даже гордой оттого, что они вместе. Глядя на нее, Алекс вдруг понял, ему вдруг открылся доступ к какому‑то новому чувству. Чувству, которое добавилось к их умопомрачительной страсти в постели. Это было то, чего он всегда желал, но чего сторонился и держал на расстоянии.
Алекс был не в силах и далее сторониться этого чувства. Особенно после того, как он впервые вышел в свет с женой. А значит, пришло время быть вместе — даже если их брак с Милли все же окажется иллюзией.
— Алекс, — раздался голос сзади, и на плечо Алекса легла чья‑то рука. Он повернулся и увидел старого знакомого по бизнесу Лукаса Петракиса. Лукас тепло улыбался, но в то же время это была улыбка сочувствия. — Я слышал о том несчастном случае. Но информация была очень размытая.
Лукас говорил низким голосом, глядя только на левую сторону лица Алекса.
— Пожар, — ответил Алекс одним словом, и Лукас кивнул.
— Мне очень жаль.
— Да все нормально.
— А кто с тобой? — спросил Лукас, глядя на Милли.
— Это Милли. — Алекс пару секунд помолчал. — Моя жена.
Брови Лукаса поползли вверх, а его лицо при этом как будто подобрело.
— Очень приятно с вами познакомиться. Признаться, я понятия не имел, что Алекс женат.
— Мы расписались совсем недавно, — ответила Милли, улыбаясь. — Можете считать нас молодоженами.
— Что ж, Алекс умеет держать секреты, — заметил Лукас. — Он даже в карты играет, прижимая карты к груди.
— Так и есть, — согласился Алекс, чуть склонив голову набок.
С этими словами они последовали сквозь толпу.
Алекс готов был признать, что все шло не так ужасно. Ужасы, что он рисовал себе об этом вечере, не имели никакого отношения к реальности. Конечно, кто‑то из гостей смотрел на него с жалостью. Пара человек ахнули при взгляде на него. Но все же большинство людей были очень дружелюбны и приветливы.
Рядом с Милли Алекс чувствовал себя сильнее. Ему казалось, он может справиться с любой сложностью. И в глубине души он всегда знал, что так оно и есть. Просто его гордыня — и его стыд — заставляли его прятаться, бежать от проблем. Каждый раз, когда кто‑то новый видел его шрамы, Алекс испытывал приступ чувства вины.
Но если с гордыней теперь удалось справиться, то со стыдом…
— Анна сейчас выйдет на сцену, — взволнованно прошептала Милли.
Алекс повернулся к маленькой сцене, установленной у одной из стен банкетного зала. Шепот и шорохи стихли, и Анна вышла на сцену. В темном вельветовом платье она выглядела такой юной и миловидной.
Анна осмотрела зал. Ее глаза блеснули, когда она заметила Алекса и Милли.
И Анна заиграла.
Грустные, но красивые ноты «Чаконы» Томазо Витали полетели над залом и окутали сердце Алекса теплом. Смычок, каждый раз прикасаясь к скрипке, затрагивал нужные струны в его душе. Алекс крепче сжал пальцы Милли. Он целиком отдавался музыке, позволяя мелодии дышать через себя. Классические ноты пробуждали в нем желания и надежды, которые Алекс уже был не в силах скрывать. По крайней мере, так он думал сейчас. А что будет дальше — покажет время.
Сейчас же ему хотелось от жизни чего‑то большего. Он уже не желал влачить холодное, одинокое существование изо дня в день. За последние два года ему это надоело. А чтобы прожить так до конца дней — такое Алекс мог увидеть только в самом страшном сне. Он уже не мог жить за каменной стеной, которой он сам отгораживал себя — сначала от кулаков отца, а затем от собственного чувства вины и стыда.
Да, вина и стыд — единственные чувства Алекса в последние два года. Теперь же к ним добавилось что‑то еще.