Завтра вновь и вновь - читать онлайн книгу. Автор: Том Светерлич cтр.№ 68

Тимоти моложе и худее, как на газетных фотографиях, которые я нашел, когда он был Тимоти Биллигсли или Тимоти Филтом. Острая эспаньолка очерчивает контур подбородка, руки хилые, живот обвис.

– Ты можешь ее спасти, – обращается Тимоти ко мне – к Альбион. – Я пропущу свою очередь, если ты займешь ее место.

Альбион тяжело дышит. Ханна отворачивается. Альбион молчит.

Я думаю о Твигги. Думаю о женах Тимоти. Думаю об Альбион и Пейтон. Когда Тимоти занимает место между коленями Ханны, я думаю о той ферме в Алабаме и этих каморках в подвале, о бесчисленных и неизвестных других девушках. Он раздевается, и два тела выглядят нелепо белыми в сумраке подвала. Он насилует Ханну, точнее, пытается. Его движения не грубые, как у остальных, а яростные, какая-то злобная возня. И наконец он кричит: «Не могу, не могу!» и бьет ее в живот. Ханна стонет и сгибается пополам, но Кормак и Рори раздвигают ей ноги и держат. Отец Тимоти протягивает ему долото с полки. Тимоти не может кончить, пока не вонзает долото ей в грудь, он быстро молотит рукой, кромсая Ханну. Когда из нее хлещет кровь, Тимоти стонет и подвывает.

Воспоминания Альбион заканчиваются, и запись перезагружается сначала.

Господи. Боже мой, умоляю!

Это ближе всего к молитве.

Не знаю, сколько времени я провел в темноте, но я устал плакать и надеяться, что полная тьма меня успокоит. Я перезагружаю стрим и записываю все, что вижу. Посылаю файл на облачный сайт Гаврила с сообщением: «Не открывай и не смотри. Просто сохрани для меня».

Когда я вылезаю из подвала, уже темнеет. Дождь прекратился, и небо густо усеяно звездами, теперь им не мешают городские огни. Я выбираюсь из ямы и обхожу дом по периметру, к густому бурьяну. Альбион спит на траве. Нет, не спит. Ее веки подрагивают, как будто она видит сон, но она не спит. Я ложусь рядом, загружаю Архив и нахожу ее.

В Архиве разгар дня, Альбион в саду Дома Христа. Дом отбрасывает тень на лужайку, но сад купается в солнечном свете, архивном свете из далекого прошлого. Этот яркий свет меня оскорбляет, здесь слишком тепло, как будто мир болен и трясется в лихорадке. Альбион сажает каллы. На ней цветастый летний сарафан, похожий на картины Руссо.

– Я не хотела сюда возвращаться, – говорит она.

– Я бы тебя и не попросил, – отвечаю я.

– Обычно по утрам я работала в саду. Здесь я была счастлива. Каллы для Пейтон, потому что Пейтон однажды сказала, что их любит, и они напоминают мне о ней. Я и готовить научилась из-за этого сада. Я выращивала здесь овощи и готовила их для девочек в доме. Тут росли анютины глазки и розмарин, фенхель, аквилегия и рута.

– Сколько здесь погибло девушек?

– Не знаю, Доминик.

– Но ведь были и другие, правда? Боже мой…

– Их приводила я. Я помогала приводить этих девушек, я приводила их сюда, приводила их…

Я вижу, как кипят ее эмоции, снова всплывают унижение и стыд, которые она считала похороненными, в глазах проступают ужас и вина за то, что она совершила. И когда она всхлипывает, рыдания похожи на мольбу о прощении, но я не могу отпустить ей грехи, да и никто не может.

– Я никогда от этого не избавлюсь, – произносит она. – Никогда…

Я обнимаю ее и пытаюсь утешить.

– Ничего, ничего, все хорошо, – говорю я, понимая, что хорошо уже не будет никогда.

Я прижимаю ее голову к своему плечу, но когда глажу ее по волосам, то понимаю, что их касались руки Тимоти, и замираю. Я не знаю, как ее утешить и возможно ли это вообще. Сад выглядит великолепно, полон ярких цветов, благоденствующих в летнем зное.

– Тимоти говорил – я жива лишь потому, что он меня любит.

– А что ты могла сделать? – говорю я, и это не вполне вопрос.

Жуткий стрим словно прожег во мне дыру. Теперь я смотрю на Альбион в летнем сарафане, стоящую среди цветов в нелепом саду, и ненавижу ее за то, что она вербовала тех девушек, очаровывала их, чтобы привести к Уэйверли. Но я помню силу кулаков Тимоти, тянущих ее за волосы, и не могу винить ее в случившемся, не могу, не могу. Увидев, как умерла Ханна Масси, я не знаю, что делать с этим знанием. Любой, кто сложит все кусочки мозаики и разберется, что произошло в этом доме много лет назад, поймет роль Альбион и вряд ли ее простит, в отличие от меня.

– Этот стрим останется здесь навечно, – говорю я. – По крайней мере, пока не сломаются спутники. В конце концов кто-нибудь забредет сюда и увидит его.

– Я просила Шеррода удалить все, каждое мое мгновение в Архиве, но, наткнувшись на Ханну, он отказался, спросил, не собираюсь ли я его использовать, чтобы уничтожить память о ней. Мы поспорили, но пришли к взаимопониманию, и когда он приехал сюда, чтобы купить мне дом в Нью-Касле, то завернул в Питтсбург и установил этот стрим. Сказал, он сделал это, чтобы никто не забыл о случившемся здесь, он назвал это место мемориалом. Ему не хотелось, чтобы дом просто исчез под горой цеолита, чтобы в городе с амнезией его заменило нечто другое. Он хотел, чтобы каждый, кто сюда попадет, обо всем узнал.

– Но ты тоже замешана.

– Я молчала, когда страдали другие.

Мы закрываем Архив и выходим в ночь, под ветер, к залитому лунным светом лагерю, освещая фонариками дорогу, чтобы не упасть. Карабкаемся по грязному холму к палатке. Едим протеиновые батончики у костра и обнаруживаем, что кофе в термосах еще теплый. Мы снимаем дождевики и забираемся в палатку – единственные живые существа среди мертвой земли, а одинокая луна покрывает все вокруг серебром. Мы допоздна вспоминаем Питтсбург, сеть его улиц – словно пытаемся нарисовать карту и понять, где могли пересекаться наши пути.

– Я хочу увидеть жизнь, – говорит она.

Мы погружаемся вместе. Зима, чайная «Спайс айленд». И хотя на месте Терезы сидит Чжоу, мы с Альбион остаемся. Мы выбираем дальний столик, чтобы не слышать, как Чжоу бесконечно произносит реплики моей жены. Новый слой. Запах базилика и карри.

Мы с Альбион сидим за чаем.

– Сегодня в этом ресторане мы снова проживаем счастливейший момент моей жизни. Мы с Терезой много лет пытались завести ребенка, но не получалось. А в этот вечер Тереза сказала, что беременна и у нас будет дочь, и я знал – все будет хорошо. Я никогда не был счастливее. В тот вечер перед нами открылось прекрасное будущее…

Когда мы выходим из ресторана, землю укрывает снег, а голые ветви деревьев увешаны гирляндами. Мы идем пешком до Шейдисайда, по территории колледжа и Крейг-стрит, мимо ресторанов, кафе и книжных магазинов, населенных призраками, навеки застрявшими в прошлом. Я привожу Альбион в нашу квартиру. В вестибюле она меня целует.

Мы поднимаемся по лестнице и идем по турецкому ковру к квартире двести восемь. Я не захожу туда по своему профилю, потому что сегодня не хочу видеть никого, кроме Альбион, не хочу увидеть Чжоу или воспоминания из прошлой жизни. Мне нужна только Альбион. Здесь пустые комнаты со стандартной мебелью. Мы не включаем свет, и я веду Альбион в спальню, там мы снова целуемся.