Эксперимент «Исола» - читать онлайн книгу. Автор: Оса Авдич cтр.№ 14

Страница

– Ты, конечно, понимаешь, что, скорее всего, все пойдет к чертям? – спросила она, улыбаясь до ушей. В такие минуты Анна выглядела примечательно. Иногда она казалась мрачноватой или неприятной, как старый памятник Ярлу Биргеру ^[5], но когда воодушевлялась, то чудесным образом расцветала. Сидя рядом с ней и слушая, как она планирует великие дела, я словно ненадолго становился ребенком, играющим в какую-то фантастическую игру: казалось, что случиться может что угодно, что все возможно. Противиться ее энтузиазму было невозможно, и я не останавливал ее, хотя уже там, в столовой, знал, что планы, которые она строила за нас обоих, так и останутся всего лишь планами. Когда на станции мы, тепло простившись, разошлись каждый к своей электричке, я почувствовал себя скверно и в тот же вечер отправил ей электронное письмо, в котором сказал то, что следовало сказать с самого начала: что я не намерен участвовать в нереалистичных проектах без ресурсов. Разумеется, я выразился не настолько прямо, я нашел приемлемый предлог, объявив себя недостаточно компетентным, что было неправдой, но Анна этого знать не могла. Я полагал, что ей все-таки будет не так обидно, чем если я скажу все как есть. Как бы то ни было, сообщение явно до нее дошло, потому что она больше не пыталась связаться со мной, и попало в цель. Анна как будто потеряла ко мне интерес. Она по-прежнему любезно болтала со мной возле кофейного автомата, но широких улыбок больше не было. Теперь она держала меня на вежливой дистанции. Вероятно, Анна разочаровалась во мне, потому что я не захотел участвовать в ее деле, и хотя я знал, что принял правильное решение, из-за ее переменившегося отношения я чувствовал себя неуютно. Поэтому, получив рабочее предложение из корпуса F, я с понятным облегчением перебрался туда из старого отдела.

Оказалось, я недооценивал Анну. Так как в разговорах со мной она больше не упоминала о проекте, я решил, что она отказалась от него, но ошибся. Вскоре после своего ухода я узнал, что Анна, несмотря ни на что, занялась проектом и ей не только удалось сделать больше требуемого – ей разрешили самой поехать в Кызылкум. Так что всего через пару месяцев после того, как я обосновался на новом рабочем месте, Анна с небольшой группой специалистов, набранных, видимо, из других отделов, отправилась на границу Туркменистана и Узбекистана. К изумлению многих, проект оказался самым настоящим прорывом. Сначала разговоры об этом велись в министерских коридорах, потом начали просачиваться наружу. Все вдруг узнали, кто такая Анна Франсис, о ней, как о знакомой, заговорили люди, которые, по моим сведениям, никогда с ней не встречались. Чем тревожнее становилась обстановка в регионе, тем громче – и со все бо́льшим восхищением – говорили о гуманитарном проекте Анны. Журналист одного из государственных новостных бюро съездил в Кызылкум и сделал длинный репортаж о большом палаточном лагере, объявив Анну координатором. Съемочная группа следовала за ней по всему лагерю: Анна едет в джипе, Анна помогает детям, спорит с военными, раздает лекарства. Снимали с большого расстояния, как она, единственная женщина, ведет переговоры с вооруженными до зубов боевиками, снимали с близкого расстояния, как она протягивает яблоко обездоленному. И так же, как когда она задавала неудобные вопросы на встречах, было трудно понять теперь, действует она осознанно или бессознательно, играет ли она роль и дает журналистам то, что они хотят, – или на самом деле не знает, насколько хорошо вписывается в репортаж на фоне палаточного лагеря. Анна, с ее острыми чертами лица, светлыми волосами, пронзительным взглядом и странной, нелепой серьезностью походила на архангела. Половина фильма состояла из кадров, на которых Анна не отрываясь смотрит на скудный пустынный пейзаж, меж бровями горькая морщинка, небрежно намотанная шаль (чтобы не провоцировать местную милицию) развевается на ветру. Голос диктора восхищенно бубнил об опасной жизни в Кызылкуме, о величии проекта и об Анне. В основном об Анне. Героический эпос как он есть. Разумеется, партии это должно было понравиться.

После того репортажа я вдруг стал видеть Анну Франсис постоянно. Какая-то вечерняя газета включила ее в список опроса “НА НИХ ДЕРЖИТСЯ СОЮЗ: голосуйте за женщину-вдохновительницу года”, и многие проголосовали за нее. (Победила, что удивительно, какая-то принцесса, унаследовавшая свой давно уже бессмысленный титул.) Я продолжал внимательно отслеживать новости об Анне. Читал все, что о ней писали, смотрел все телепередачи, на самых разных экранах изучал ее угловатое лицо, вычитывал ее имя – слишком часто. Разумеется, меня впечатляли результаты ее труда, но дело было не только в этом. Я ловил себя на том, что ищу проколы и слабые места, ищу признаки того, что она потерпела неудачу, сделала неверный шаг, разозлила кого-то или на нее хотя бы плеснули дерьма в редакционной колонке или передовице. Еще я обнаружил, что подолгу размышляю (в основном по ночам, когда не мог уснуть), правильно или неправильно было с моей стороны отказываться от проекта, в который Анна меня позвала. И хотя я неизменно заключал, что принятое мной решение было разумным, на душе скребли кошки. Я рассудил верно, она – неверно, по всем вводным задачи, и все же Анна каким-то поразительным образом вышла победительницей.

Моему интересу к Анне Франсис способствовало и то, что моя собственная гражданская карьера застопорилась после того, как я покинул отдел. На новом месте у меня, конечно, была должность повнушительнее и зарплата повыше, но сама работа оказалась чисто административной, однообразной, шаблонной и часто бывала скучной. То, что казалось шагом наверх, в красивый кабинет, на деле оказалось шагом в сторону, чуть дальше по длинному серому коридору. Когда я спрашивал об обещанных мне более интересных поручениях, большей ответственности и влиянии, моя начальница отводила глаза и равнодушно улыбалась, что, по моим предположениям, означало: ей все равно. Ощущение, что я увяз в существовании, оказалось неожиданно сильным. Раньше я размеренно двигался вверх, получал предложения и от военных, и от гражданских. Я много и упорно работал, и этот труд был осмысленным. Теперь смысл вдруг пропал. Недовольство укоренилось в самом моем теле. Я начал полнеть – полкило, еще полкило; в зеркале я видел, как черты моего лица постепенно теряют резкость, все заметнее оплывают. Линия подбородка начала сливаться с шеей, шея перетекала в плечи. Сам того не замечая, я все чаще ездил на работу на машине, все чаще оставался дома по вечерам. Так продолжалось до тех пор, пока я не понял, что происходит. Тогда я взялся за себя и начал бегать. Километр за километром, вечер за вечером я мерил улицы, описывая круги все дальше от дома. Одинокие вечера: громкая музыка в ушах, пустые темные кварталы, встречные – одинокие собачники или группки курящих тайком подростков, по трое на лесной опушке, да машина-другая, фары разрезают темноту между уличными фонарями. Килограммы слетели с меня, вернулась прежняя стройность. Я начал внимательнее относиться к тому, что ем, читал рецепты и изучал питательную ценность продуктов, покупал полезное и расписывал себе меню на неделю. Я взвешивал и измерял себя всеми мыслимыми способами, завел весы, которые высчитывали процент жира в теле, следил за частотой сердечных ударов и влажностью воздуха, чертил диаграммы и наконец смог констатировать, что никогда еще не был в такой хорошей форме, даже в годы военной службы, и все шло хорошо, пока я не осознал, что это никуда меня не привело. Сколько бы я ни бегал, я оставался все на том же месте – в своем кабинете, в своем сером коридоре. После увольнения из армии я был решительно настроен как можно меньше вовлекаться в то или иное дело. Я воздерживался от слишком близкого знакомства с соседями и коллегами, не желал ни домашних животных, ни семьи, избегал любых других обязательств, которые требовали бы моего участия, когда мне этого не хотелось. Я зарабатывал достаточно и мог позволить себе приплачивать (не вполне законно) за уборку дома, свежие фрукты и готовую еду, у меня имелся собственный генератор, который запускался, когда отключали электричество, время от времени я покупал заграничное спиртное. Максимум комфорта, минимум конфликтов. Я был независим, ничем не связан, не имел ни обязательств, ни отношений, которые бы меня ограничивали. Я мог работать допоздна и сколько хотел, мог посвящать все выходные своим хобби – и никто не возражал. Я всегда считал такой образ жизни идеальным, а теперь вдруг оказалось, что этого недостаточно. У меня было чувство, что меня кто-то обманул, но я не знал – кто.

Страница