Нет. Ни одна хоть сколько-нибудь разумная девушка не захочет иметь с ним дело. Вот сейчас он обернется, а Эммы уже не будет. Он был уверен.
Но он ошибся.
Эмма стояла рядом, обеими руками сжимала большую ветку, глядя вслед убегающим грабителям. Его плащ соскользнул с ее плеча. Дыхание застывало в холодном воздухе сердитыми облачками пара.
Наконец она бросила ветку и пошла подобрать его шляпу, которую ветер унес уже на несколько футов.
– Вы не ранены?
Эш ошеломленно смотрел на девушку. Ее вопрос был лишен смысла. Вообще все казалось лишенным смысла.
Эмма не только не бросилась бежать, она приготовилась его защищать – вот глупость-то, если подумать. Он не знал, что с ней делать и что ему делать с самим собой. Он только и мог, что чувствовать…
Начать с того, что почувствовал против собственной воли – он слегка уязвлен предположением, – что ему может понадобиться помощь хрупкой девушки. Росло желание завладеть ею, чтобы показать, кто из них двоих кого защищает. А в самой глубине души шевельнулось чувство, которому он не сумел дать название, понуждавшее его отринуть гордость, положить голову ей на колени и выплакаться.
Но выплакаться – это немыслимо. Этому никогда не бывать. Решение принято, предложение сделано. Она сама скрепила печатью собственную судьбу с его судьбой.
Если она думала от него отделаться, то упустила шанс.
Будь он проклят, если теперь позволит ей уйти.
Эмма почувствовала эту перемену в герцоге. Крепко стиснутые зубы, бешеный ритм дыхания, вздымающаяся грудь, никакого проблеска синевы в глазах – только холодный сверкающий черный.
Эш был настойчив с самого начала, но теперь – настойчивей настойчивого. Эмма не умела подобрать нужного слова, но она чувствовала, что ее пронзило с головы до пят. Каждый волосок ее тела возбужденно вздрогнул. Каждый нерв заплясал от предвкушения. Ее тело уже знало, что случится нечто. Ее мозг еще не догадывался, как это будет, но сердцу было ясно, что грядет вспышка могучей и неуправляемой силы.
– Ваша шляпа, – сказала она.
Эш взял шляпу, поднял свой плащ с мокрого дерна, куда он свалился с плеч Эммы, а затем взял в руки и саму Эмму. Не предложил ей руку, как велит правило вежливого поведения, а схватил за локоть и повел в сторону улицы.
– Мне жаль, что вам пришлось стать свидетельницей всего этого.
– А мне нет, – тихо сказала Эмма.
Не то чтобы Эмма была рада, что на них напали грабители. Это было очень страшно, и у нее не было никакого желания подобный опыт повторить. Однако сейчас, когда им удалось благополучно избежать опасности, она как будто заново переживала восхитительный и волнующий момент, когда герцог инстинктивно бросился на ее защиту, как поразительная точность его действий обратила в бегство двух вооруженных грабителей.
Никто и никогда ее так не защищал.
И если герцог хоть сколько-нибудь нравился ей раньше – а она не могла не почувствовать, вольно или невольно, его привлекательности, – то теперь это чувство усилилось стократ.
– Это мне следует извиниться, – сказала она. – Ведь это я виновата. Мы бы не зашли сюда, в парк, если бы…
– Если бы я хоть немного смотрел, куда мы идем. Виноват я. – И, не говоря больше ни слова, герцог вывел Эмму из парка и на ближайшем перекрестке окликнул проезжавший мимо кеб. – Сейчас вы поедете домой. Завтра за вами прибудет моя карета. Соберите вещи.
Воздух покинул ее легкие.
– Погодите. Что вы сказали?
– Отсюда вы отправитесь в гостиницу. Наверное, это будет «Миварт».
«Миварт»? Самая красивая, самая роскошная гостиница в Мейфэре! Однажды Эмма там побывала, чтобы подшить платье австрийской баронессе, прибывшей в Лондон с визитом. Она и вообразить себе не могла, что когда-нибудь станет жить в таком месте.
– Я пошлю за вами, когда мои поверенные составят контракт. – Герцог распахнул дверцу кеба и помог Эмме забраться внутрь. – Мы сочетаемся браком в Эшбери-Хаусе.
– Однако…
Герцог дал указания кучеру и вернулся, чтобы закрыть дверцу кеба.
– Однако, если подумать, не трудитесь собирать вещи. Я куплю вам все новое. Гнилые картофелины из вашей кладовки мне без надобности.
Эмма сунула носок туфли в щель, не дав ему захлопнуть дверцу.
– Погодите.
Он уставился на нее.
– Что еще?
Отличный вопрос. Эмма и сама не знала что. Только все это произошло так быстро… Слишком быстро! Ее жизнь завертелась точно вихрь. Собственно, она и не хотела останавливаться, но ей требовалось что-то вроде дверной ручки, чтобы было за что ухватиться.
– Я… настаиваю на том, чтобы взять с собой кошку!
Он фыркнул с заметным отвращением.
– Кошку?
– Да. У меня есть кошка.
«Эмма, ты идиотка! У тебя же нет никакой кошки!»
Но она решила, что найдет кошку. Уж если Эмме предстоит выйти замуж без малейшего намека на чувство и поселиться в огромном роскошном доме, ей нужен хотя бы один союзник. Что может быть лучше, чем пушистый и глазастый котенок?
– Для невесты, выходящей замуж по расчету, вы создаете массу неудобств. – Он втолкнул ее ногу внутрь кеба и, прежде чем захлопнуть дверцу, ткнул в нее пальцем. – Надеюсь, эта ваша кошка умеет вести себя в приличном доме!
Глава 5
Кошка Эммы оказалась самым мерзким, грязным и отвратительным созданием, которое когда-либо видел Эш в своей жизни, за исключением тех редких случаев, когда смотрел в зеркало. Куча костей, заключенная в неопределенного цвета шкуру, несомненно, кишащую блохами.
Его невеста держала эту тварь обеими руками и прижимала к груди так, точно это был свадебный букет.
Эш скривился, глядя на зверя. Кошка зашипела в ответ. Похоже, их отвращение было взаимным.
– У нее есть кличка?
Она посмотрела так, будто его вопрос ее напугал.
– Что?
– Кличка. Эту кошку как-то зовут?
– А. Да. Штанина. Ее зовут Штанина.
– Штанина?
– Разве я не ясно сказала? – Не похоже, чтобы Эмма собиралась выпустить животное из рук. Вместо этого она осмотрела холл. – Где мы будем произносить брачные клятвы? В библиотеке?
– Неужели вы так и собираетесь держать эту гадость в руках до конца церемонии?
– Боюсь, если я ее отпущу, она убежит. Кроме того, она желает стать свидетелем. Не правда ли, Штанина? – Эмма повернула кошку мордой к себе и сделала умильное лицо. – Это герцог Эшбери. Разве ты не рада с ним познакомиться? – Она взяла кошачью лапу и помахала ею в сторону Эша, изображая знак приветствия. – Он очень любезный.