– Я знаю, о чем думают виновные, хотя сам нахожу чувство вины бесполезной эмоцией, – продолжил старик. – К чему винить себя в том, на что ты шел, преисполненный уверенности в своей правоте?
Лазмет еще не занял место за столом. Он подозвал щелчком служанку с чашей из травленого стекла. Она наполнила сосуд густой темно-пурпурной жидкостью, которую Лазмет влил в рот.
– Я знаю, что ты обдумываешь варианты спасения своего друга, – прямо заявил Лазмет. – Это – последние попытки твоей сущности сохранить ту часть себя, которую я стремлюсь уничтожить больше всего. Ты из тех, кого кидает в крайности. Ты навесил на меня, мою семью и, вероятно, всех шотетов ярлыки: «плохой».
Лазмет потянулся через стол – к крышке на центральной тарелке – и поднял ее. Яств на тарелке не оказалось, но стояла баночка – уменьшенная версия тех, что заполняли навесные полки. Она была заполнена таким же зеленоватым консервантом. А внутри, покачиваясь, плавали два белых шарика.
Отведав запеченной смертоптицы, Акос ощутил не только ее вкус, но и привкус желчи. Он не мог отвести глаз. Разъяснений по поводу содержимого банки не требовалось. Ох, не стоило Акосу глядеть на это…
Один из шаров развернулся к нему темной радужкой.
– Когда я намерен сохранить человеку жизнь, я забираю один глаз, – проинформировал Лазмет. – Если же намечается казнь, беру оба, как вчера в полночь у Йорека Кузара.
Акос рефлекторно сглотнул и заставил себя зажмуриться. Дальнейшее созерцание этой картины привело бы к рвоте. Акос не хотел доставлять Лазмету такое изысканное удовольствие.
– Правда в том, – мягко пропел старик, – что ты не в силах изменить старых решений. Уже слишком поздно. Ты никогда не сможешь вернуться к людям, которых считал друзьями. Так что оставь эти мысли, Акос.
Акос балансировал на грани ужаса. Казалось, он уже мог до него дотянуться, если бы решился. Со вздохом он прогнал ощущение подальше. Нет, сейчас совсем не время.
«Какова твоя миссия?»
Акос раскрыл глаза и поднял взгляд на человека, без чьей крови, костей и плоти он бы не появился на свет.
«Убить Лазмета Ноавека», – ответ в голове прозвучал четче, чем когда-либо.
Лазмет занял место напротив Акоса и, сняв крышку с тарелки, отдал ее стоявшему позади слуге. Перед ним лежала булочка, кусок тушеного мяса и целиковый неочищенный фрукт.
Недоумевая, Лазмет нахмурил лоб.
– Я не надеялся, что эта поставка поспеет и к следующей неделе, – вымолвил старик, беря фрукт.
Акос узнал кожуру. Точно такая же гнила в кабинете Лазмета, когда он туда ворвался.
Акос завидел зеленоватый отблеск за плечом отца. Стенная панель беззвучно отъехала в сторону, а из-за нее, в темноте, торчала чья-то голова. Голова приподнялась, демонстрируя небольшой участок дермоамальгамы и пару пронзительных темных глаз.
Кайра выставила ток-нож на расстоянии предплечья и сделала выпад, чтобы вонзить его в спину Лазмета. Акос ни на изит не шелохнулся.
В этот момент Лазмет воздел руку, словно подавая знак служанке подлить неизвестного напитка. Кайра замешкалась.
– Кайра, – внезапно произнес имя дочери Лазмет. – Как мило, что ты помнишь мой любимый фрукт.
47
КАЙРА
Отец никогда не использовал против меня токодар. Таким образом он бы признал мое существование, которое он старательно игнорировал. Так что я знать не знала, насколько это странные ощущения – быть жертвой уникального дара Лазмета. Я ощутила какое-то шевеление внутри черепа. Не очень приятное воздействие на кору головного мозга заставляло мое тело совершать движения против воли. Я предположила, что отец управляет конкретным участком мозга. Возможно, мозжечком.
«Сейчас не лучшее время вспоминать анатомию», – одернула я себя.
В конце концов, было совершенно не важно, в какой именно точке Лазмет сосредотачивал свой токодар, если он работал.
Пальцы, ладонь и предплечье застыли, удерживая клинок в положении на полпути к цели. Не то чтобы я онемела, но остальные части тела тоже меня не слушались, как упрямые щепки, не желающие вспыхивать огнем. Ощущения в теле не изменились, только я не могла ничем пошевелить.
Судя по всему, отец желал услышать ответ, потому как оставил мне возможность совершать незначительные движения языком и челюстями.
– А как же, папа!
Чудно, но мой ум был ясен, будто я не осознавала того, что скоро меня постигнет смерть. Последний шанс прикончить Лазмета я упустила только что. С того самого тика, как он узнал о моем присутствии, я превратилась в его марионетку.
Правда, Акос мог его обезоружить прикосновением.
Мне бы хотелось установить контакт с Акосом, чтобы попытаться транслировать свое желание, но глаза не шевелились.
Вращение в мозгу ускорилось, что уже казалось омерзительным. Пальцы разжались, выпуская рукоять ножа. Клинок со звоном стукнулся об пол. Лазмет поднялся, смерил меня взглядом и, подняв ток-нож, принялся изучать его рукоять.
– Качество так себе, – дал свою оценку старик.
– Со своей задачей он бы справился, – фыркнула я.
– Любой невежда размозжит молотком череп, моя малышка, – произнес Лазмет нарочито милым голоском.
Я уже и забыла, насколько он высок. Несмотря на то что я была выше среднестатистической женщины, отец нависал надо мною, как и Ризек в свое время. Бледнокожий, он в зеленых отсветах походил на разлагающийся труп.
– Зная твое воспитание, я рассчитывал, что ты предпочтешь действовать более изысканно, – посетовал Лазмет.
– Меня слишком ограничивали, – ответила я. – Поверь, будь моя воля, я бы завернула в шелк лезвие матери и затолкнула его в твой глаз.
Отец «отпустил» меня. Моя рука резко опустилась вниз, и я выпрямилась. Я вспомнила, как вращать глазами, и метнула взгляд на Акоса, который сидел за столом, как статуя.
Он пробыл в особняке всего две недели, если верить Аре, но изменения уже были налицо. Акос всегда был худ, но теперь его лицо совершенно иссохло, а если бы он поднялся, вероятно, я бы увидела, что маленький животик, который делал линию его талии плавной, исчез. Костяшки выпирали на запястьях, напоминая маленькие камешки. Кожа Акоса была бледнее бледного и в таких же зеленых бликах, как у отца. Вид у нее был неухоженный, будто Акос не утруждался принимать душ в течение нескольких дней.
Все мое нутро изнывало от голода, сочувствия и… тоски. Да. Даже когда я находилась здесь и смотрела на него. Теперь я знала, что Акос бросил меня не ради того, чтобы воротиться домой и дожидаться, пока горе войны затмит гнев на него. Проникать сюда было безумием, но это, по крайней мере, могло сойти за достойное намерение.
Я глядела на Акоса в надежде хоть на какое-то подтверждение того, что он меня замечает. Но никакой ответной реакции не следовало. Акос напоминал Айджу в тот день, когда Ризек впервые обменялся с ним воспоминаниями. Он будто не понимал, кто я и где он вообще находится. Словно его разбили, а после склеили неверно.