Внезапно он резко хватает меня за руку. Он сжимает ее слишком крепко и наклоняется так близко, что я улавливаю пряные нотки в его дыхании.
– Дело в том, что я так не считаю, Сизи. Я думаю, ты слишком умна, заинтересована и чересчур… милая.
Я расправляюсь с заклепками и ухожу, не удостоив его ответом. На самом деле сказать мне особо нечего.
Исэй уже ожидает у дверей, где отирианская женщина договорилась нас встретить. Канцлер оборачивается, и ее вид чуть ли не сбивает меня с ног. Глаза Исэй подведены черной подводкой, а губы покрывает нежный розовый блеск. Ее собранные сзади волосы блестят, как полированное стекло. Она одета в стиле Осока. Нижний слой одежды облегающий, темно-синего цвета, а сверху накинута свободная накидка, намекающая при движениях на бедра.
– Вау! – восторженно восклицаю я.
Исэй слегка закатывает глаза и быстрым резким жестом указывает пальцем на шрамы. Конечно же, я замечаю их каждый раз, когда смотрю на нее, но, как по мне, они не умаляют ее красоты. Это лишь изюминка Исэй, как родинка или веснушки. Я наклоняюсь, чтобы коснуться губами шрама над ее бровью.
– И все равно – «вау!», – говорю я.
– Аст, я никогда не видела тебя в менее удобной одежде, – бросает Исэй, глянув на Аста.
– Как я себя чувствую, так и выгляжу, – сухо отвечает он.
Двери раздвигаются, и мы видим отирианскую женщину, с которой уже встречались ранее. Я не помню ее имени. Большинство отирианских имен состоят как минимум из трех слогов, поэтому я забываю их сразу же.
Мы следуем за ней, к зависшему над террасой поплавку. Он отличается от тех, на которых мы летаем дома. Он больше напоминает закрытую платформу, а не транспортное средство. Мы стоим внутри. Пилот – женщина. Если не ошибаюсь, ее зовут Карденция. Кажется, ее имя оканчивается на «ция». Она жмет на кнопку, и мы устремляемся вперед, по заложенному в программу заранее маршруту. Поплавок нисколько не трясется и не вибрирует. Он ровно скользит над ухоженными скверами, мимо мерцающих зданий. Мы поднимаемся над тонким слоем облаков и зависаем у погрузочной платформы. Я не знаю, можно ли ее так назвать, ведь я никогда еще не видела столь роскошной погрузочной платформы в своей жизни. Она тоже закрытая. Ее покрывает гладкая черная плитка. Такое чувство, будто тяжелые космические суда вовсе не приземляются сюда по несколько раз на дню.
Карденция, как я решила ее называть, ведет нас по пустой платформе к лабиринту просторных коридоров, чьи стены украшают портреты бывших отирианских правителей и помещенные в рамки флаги всех отирианских провинций. В конце одного из коридоров швейцары в черных перчатках отворяют перед нами двойные позолоченные двери.
Мне казалось, я была готова увидеть отирианскую роскошь во всей красе, но, оглядывая следующий зал, я испытываю благоговейный трепет. Кто-то придумал создать сад внутри этого дворца. Сквозь стеклянный потолок пробиваются лучи заката, отбрасывая оранжевые полосы света на темную листву лоз, что обвивают ножки стула и тянутся вдоль краев стола. У одной стены сада растет ряд деревьев с листьями темно-фиолетового и темно-синего цветов со светлыми прожилками. С потолка свисают светящиеся прутья. Сами «прутья» практически невидимы, и, если смотреть снизу, создается иллюзия, что это крошечные светящиеся шарики, словно зависшие в воздухе капли дождя.
К нам идет женщина, чтобы поприветствовать. Благодаря золотому кольцу на ее голове я понимаю, что это правительница Отира. Ее имя выскочило из моей головы, равно как и основы этикета. Рядом с ней идет мужчина в такой же «короне», и еще один следует позади. У всех троих ровная кожа, идеальные волосы и ослепительная улыбка. Щетина на лицах мужчин выглядит так, словно ее старательно вырисовывали ручкой с тонким стержнем.
– Добро пожаловать на Отир! – Женщина улыбается, обнажая белоснежные зубы. – Канцлер Бенезит, я так рада, что наша встреча наконец состоялась! Вы впервые гостите на нашей удивительной планете?
– Да, впервые, – отвечает Исэй. – Благодарю за теплый прием, консул Херт. Позвольте представить моих советников: Сизи Керезет и Аст.
– Просто Аст? Без фамилии? – спрашивает консул Херт.
– В Окоеме ни к чему фамилии, – отвечает Аст. – Мы не чтим династии и все такое, ваша светлость.
– В Окоеме? – восклицает один из мужчин. – Как чудесно! Должно быть, здешняя обстановка для вас совсем непривычна, правда?
– Тарелки как тарелки! Подумаешь, блестят! – фыркает Аст.
Это нравится мне в нем больше всего.
– Я – консул Шарва, – представился мужчина пониже.
Его волосы черные, а кончики усов подзавиты кверху. У него крупный, идеально ровный нос с узкой спинкой.
– А это консул Чезель. Мы втроем ответственны за межпланетарное сотрудничество и помощь.
Они хотят, чтобы мы звали их по фамилиям. Полагаю, это как раз то, что превращает сегодняшние посиделки в деловую встречу.
– А вы, Сизи, тоже из Окоема?
Женщина в таких же черных перчатках, что были на швейцарах, распахивавших перед нами двери, раздает маленькие рюмки с жидкостью, которую я не могу идентифицировать. Запах резкий и жгучий. Я жду, пока отирианцы первые отведают этого напитка, чтобы посмотреть, как они это делают. Они изящно потягивают лакомство из настолько крошечных рюмок, что их можно зажать меж двух пальцев. Они украшены замысловатыми завитушками.
– Нет, – отвечаю я. – Я из Гессы. С Туве.
– Керезет, вы сказали? – обращается ко мне консул Херт. – Где-то я раньше слышала эту фамилию…
– Моя семья судьбоносная, – отвечаю я. – А моя мать – «восседающий» оракул Туве.
Все затихают. Даже женщина, держащая поднос с рюмками, который уже опустел, бросает на меня взгляд, прежде чем покинуть зал. Я знала, что отирианцы не почитают оракулов, но не думала, что родство с одним из них может оказаться таким постыдным фактом.
– Ах! – консул Херт поджимает губы. – Должно быть, вы очень… необычно воспитаны.
Я улыбаюсь, хотя ритм моего сердцебиения ускоряется. Ничего страшного. Если кто-то и может заставить этих людей полюбить дочь оракула – так это я.
– Общение с моей матерью напоминает попытки схватить рыбу голыми руками, – отвечаю я. – Конечно же, я безумно ее люблю, но мне всегда за радость поговорить с менее специфичными людьми.
По крайней мере, Чезель смеется. Я окутываю их мягчайшей струящейся тканью. Удивлюсь, если это не сработает. Хоть отирианцы и раздражают меня, но они простые и не опасаются таких людей, как я, – с нежным голоском и званиями вроде «советник».
– Выходит, вы не фанатик, – говорит Чезель. – Какое облегчение! Не хотел бы слушать рассуждения о том, что мы обязаны возвышать оракулов, вместо того чтобы следить за ними.
Мне хочется посоветовать ему попробовать на вкус отходы жизнедеятельности. Мне хочется объяснить ему, что когда весь мой народ узнал о моей судьбе – о том, что однажды я должна буду умереть расчлененной или заколотой, – это было похоже на страшный сон. Что из-за политики «прозрачности» похитили моих братьев и убили отца. Но мой токодар никогда не позволит мне этого сказать. Собственно, я и не стараюсь его перебороть. Они хотят видеть меня послушной и милой. Да будет так.