Камера смертников. Последние минуты - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Лайонс cтр.№ 24

Страница

Эрнандес так и остался без протеза. Огласка сделала свое дело, и администрация пошла на уступки, однако носить протез он не смог из-за серьезной стафилококковой инфекции.

В день казни я разговаривала с Эрнандесом по-испански, и он сказал, что я похожа на его дочь. Он протянул мне руку, и я замерла.

Годом раньше к заключенному по имени Хуан Сория пришел старик-капеллан. Сория попросил его помолиться вместе. Капеллан протянул руку в окошечко для передачи еды, и заключенный схватил ее, потянул в камеру и при этом сломал. Потом он обмотал запястье простыней, привязал другой ее конец к кровати и двумя лезвиями стал отрезать капеллану кисть. Тому пришлось нелегко; чтобы его освободить, охрана была вынуждена применить газ.

И вот Эрнандес протягивает мне руку, а кругом стоят охранники, и я подумала: «Господи, ведь они каждый мой шаг судят…» Я чуть просунула руку сквозь решетку, и он ее пожал. Во всяком случае, пальцы пожал. Он – единственный заключенный, к которому я прикасалась.

Я, конечно, боялась, что обо мне плохо подумают, но все же чуточку больше я боялась стафилококковой инфекции и остаток дня провела, отмывая пальцы.

Наполеон Бизли все же забил мяч одним ударом – в последнюю минуту решением техасского апелляционного суда он получил отсрочку казни. Однако в апреле 2002 года (он провел в отделении смертников семь лет) ему опять назначили дату – в следующем месяце. Я разговаривала с ним много раз, поскольку брала интервью для «Хантсвилл айтем». Наполеон – яркий пример для темы о казнях несовершеннолетних, и многие СМИ желали рассказать о нем. Потом, работая в тюремной системе, я узнала Наполеона в другом свете. Мы вышли из одной социальной среды, почти ровесники, и потому хорошо друг друга понимали. Он был веселый, часто шутил. Однажды спросил, чем я занимаюсь. Я рассказала, и он заметил: «Смотреть на казни? Классное дерьмо!» Я записала его слова, – они мне показались забавными.

В отделении смертников были и другие заключенные, искренне сожалевшие о своих преступлениях; многие из них вообще не собирались убивать. Они же не полные психопаты, чтобы в один прекрасный день вдруг решить: а убью-ка я кого-нибудь. Иногда преступник хочет просто дом обокрасть или ограбить человека, – а кончается это убийством. Но Наполеон и среди раскаявшихся стоял особняком. На мой взгляд, будь у него шанс выжить, он не только не совершал бы новых преступлений, но даже стал бы полезным членом общества. Он мог сделать что-то выдающееся.

Когда решается, признать ли человека виновным в тяжком убийстве (за которое полагается смертная казнь), основной вопрос, стоящий перед присяжными, таков: «Будет ли преступник опасен и в дальнейшем?» Думаю, в случае Наполеона присяжные ошиблись. Хотя, с другой стороны, глядя на него, не верилось, что он способен на преступление, которое уже совершил, поэтому я отчасти их понимаю.

Кажется, на всех, кто с ним общался, Наполеон производил хорошее впечатление. Он нравился и другим заключенным, и охранникам, и репортерам. Все знали, что он виновен, но многим, думаю, хотелось, чтобы он опять получил отсрочку или замену высшей меры на пожизненное. Джеффри Даути, сидевший в ближайшей камере, переживал из-за участи своего соседа. «Наполеон еще и жизни-то не научился, а уже пора учиться смерти». Я тоже за него болела, хотя испытывала при этом чувство вины. Отношение к нему у меня было двойственное. Легко мне говорить, что он просто попал в плохую компанию, сделал глупость, но если, мол, дать ему шанс, такого больше не повторится. Ведь не моего папу он убивал, и не моя мама в этот миг лежала на полу, притворяясь мертвой. Отвратительное убийство. Его жертвы находились дома, считали себя в безопасности. На месте Майкла Латтига я, безусловно, требовала бы казни Наполеона. Наполеон отнял близких не у меня, так имею ли я право его жалеть?

Утром 28 мая 2002 года мы с Ларри пришли к Наполеону во временную камеру. Я записала в блокноте: «Он меньше ростом, чем я думала». Я не знала, что он такой невысокий, поскольку впервые видела его на ногах, а не сидящим за стеклом. Он имел хорошее телосложение – спортсмен – и казался высоким. Сегодня Наполеон предстал совсем другим. Мало того, что он как бы уменьшился, у него под глазами появились мешки, словно он не спал. Он был спокоен и неразговорчив.

Обычно я желала осужденным удачи, потому что у них часто оставались нерассмотренные апелляции. Теперь же я не знала, что сказать. В глазах у меня щипало – того и гляди заплачу. А плакать, черт возьми, я не имела права.

ЛАРРИ ФИЦДЖЕРАЛЬД

Наполеон находился в отделении смертников почти столько же, сколько я работал в Департаменте. Увидев его впервые, я поразился, как он молодо выглядит. Именно его возраст меня и растрогал: Наполеон совершил преступление семнадцатилетним мальчишкой, он не мог даже голосовать или покупать сигареты и спиртное, зато мог получить смертный приговор. Я слышал, что в тюрьме округа он спал не на койке, а на полу. Мне кажется, он себя таким образом наказывал. Когда отделение смертников перевели в тюрьму Эллис, где заключенные работали, Наполеон разносил еду и мыл полы. Значит, ему вполне доверяли. Родители хорошо его воспитали: вежливый и всегда послушный. В тюрьме таких называют сознательными заключенными. Он заслуживал второго шанса.

Страница