– Вон еще летят! – крикнул Паниль.
Томас и Ваэла глянули, куда он указал. В сотне метров от гондолы поперек ветра шла галсами целая стая золотисто-оранжевых дирижабликов.
Керро поднялся еще на ступеньку и присел на край люка. Со своего поста он видел, как балластные камни чертят на воде пенные клинья, подскакивают на слоевищах келпа. Широкие паруса дирижабликов хлопали и опадали на каждом повороте, чтобы тут же вновь наполниться ветром. Томас, стоявший внизу у пульта, тоже мог наблюдать их маневры.
– Только не говорите, что они совсем безмозглые, – заметил он.
– Может, мы их разозлили? – предположила Ваэла.
Ее голос, доносившийся до Керро, звучал глухо, будто из древнего бортового мира. Ветер трепал его кудри и бороду, восторг свободы переполнял его. Пандора была прекрасна!
– Они красивые! – крикнул он. – Красивые!
За спиной Томаса раздался треск, и тот, подскочив, оглянулся. Оказалось, что он не выключил радио, когда проверял связь, и динамик теперь трещал не умолкая. Это феномен приписывали и дирижабликам, и келпу, но как они это делали?
Стая почти достигла гондолы. Возглавлявший ее великан тащил свой балласт прямо на капсулу. Томас затаил дыхание. Сможет ли плаз выдержать такой удар?
– Они нападают! – взвизгнула Ваэла.
Паниль почти вылез из люка, опираясь одной ногой на последнюю ступеньку лестницы, а коленом другой – на откинутую крышку.
– Только посмотрите! – кричал он. – Они изумительны! Великолепны!
– Затащи этого придурка обратно! – рявкнул Томас стоявшей у лестницы Ваэле.
Не успел он договорить, как поджатые щупальца головного дирижаблика скользнули по куполу, и огромный валун ударил в плазмаглас прямо перед Ваэлой. Та изо всех сил вцепилась в лестницу и крикнула что-то Панилю, но было поздно. Размахивающего руками поэта сбросило с гондолы. Он ухватился за скользнувшее мимо щупальце дирижаблика, и то рефлекторно дернулось вверх. Остальные подтянулись вслед, заключив тело Паниля почти в непроницаемый кокон. Ваэла видела это лишь урывками – гондолу мотало из стороны в сторону под массированным натиском дирижабликов.
Они нападали!
Томаса швырнуло в угол между пультом связи и главной панелью. Он увидел только, как пропали ноги поэта, и услыхал вопль Ваэлы:
– Они схватили Керро!
44
Вашими словами Самость может называться «Аваата». Не дирижаблик, не келп, не электрокелп – но Аваата. Так зовется Великое Я на одном из языков вашего зверского прошлого. Аваата. Отыскав в вас это клеймо, Аваата познает, что мы поем одну песню. Друг через друга Аваата и человек познают Самость. Для Авааты нет повторных измерений – результат определен. Сущность неотделима от качества. Таково же и с человеком.
Аваата. Но не Аваата.
Именовать – значит ограничить, подчинить. Именовать, не зная собственных ограничений, – значит ограничивать познание. В лучшем случае это ошибка. В худшем – непонимание, краденое клеймо, гибель. Наименовать ложно и действовать далее, сообразуясь с лживым именем, – значит губить, срезать лист духа и подрубать корень. Все суть либо Я, либо Иное. Именование – лишь вопрос близости.
Аваата суть всевидовое притяжение, чародейство сращения. Длина волны пространства: человек-томас, человек-керро, человек-джессуп, человек-оукс. Аваата заключает отсутствие у себя органа чувств, потребного для распознавания между человеком и клоном. Аваата не полагает это отсутствие слабостью или аберрацией.
Аваата суть едино дирижаблик и келп, нераздельна и неслиянна. Клетки отличаются, но составляют Единство. До человека Аваата не разделяла. Все суть Самость. Аваата научит вас видеть «я» Другого, видеть человека в клоне.
Есть сущности, порождаемые именами. Вы храните их в своей речи и страдаете от горя, причиненного ими.
Скажите просто – их нет. Не клеймо меняйте, но клеймимое. Изгоните их из бытия своего, изгнав прежде из языка. Не знать ложного – суть знание. Потому учитесь. Учиться – значит расти. Расти – значит жить. Учитесь забывать и тем жить.
«Дом».
Так зовете вы это место, человек-керро. Аваата омоет твой язык чистотой, чтобы ты мог просклонять это слово и забыть его. Аваата дарит тебе свободу от ожиданий, чтобы ты научился тем знакам, что воспринимает Аваата и что отказывается принимать.
Так ты научишься Аваате. Ты выше и ниже, неизменность твоей воли суть неразрывность бытия. Смотри – вот лоза, которой Аваата оплетает твой «дом». Держись за нее. Зачерпни воды и пей.
Ты суть эффект наблюдателя.
Керро Паниль, переводы из «Авааты».
И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни.*
Христианская «Книга мертвых», из корабельных архивов.
[Бытие, 3, 22-24.]
Последней связной мыслью Керро Паниля было осознание того, что головной дирижаблик, пролетающий в двух метрах над его головой, несказанно красив. Море и ветер обнимали его, он видел, как шевелятся спутанные короткие щупальца и тянутся длинные, те, что, как он знал, привязывали это величественное создание к балластному камню. А потом его тряхнуло, и он невольно уцепился за единственную подвернувшуюся опору – те самые щупальца.
Керро изучал дирижаблики в теории и знал, что существа эти считаются взрывчатыми, галлюциногенными и ядовитыми для корабельников. Но к реальности все это ни в малой степени его не подготовило. Когда рука его коснулась плоти дирижаблика, мысли Керро заполнило быстро нарастающее электрическое жужжание. Во рту стояла железистая горечь. Ноздри обжигал мускусный аромат неведомых цветов. Но сильней всего страдали его уши – бряцание кимвалов и звон струн состязались с криками птиц и ревом рогов, а на заднем плане тысячи голосов гремели стройным хором.
А потом отказало чувство равновесия.
И тишина.
Органы чувств словно отключились разом.
«Я умер? Или это все взаправду?»
«Ты жив, человек-керро».
Голос походил на голос Корабля. Он был спокоен, слегка насмешлив и слышался не ушами, но мозгом.
«Откуда мне знать?»
«Ты ведь поэт».
«Кто… кто ты?»
«Я то, что ты зовешь дирижабликом. Я спасла тебя из моря».
«Прекрасный…»
«Да! Прекрасный, великолепный, величественный дирижаблик!»
В голосе звучала гордость и одновременно – все то же веселье.