Я еще жив. Автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Фил Коллинз cтр.№ 7

В целом вся семья была частью «водной труппы». Папа неизменно выступал со своей нестареющей песней про фермера, издавая множество неприличных звуков, чтобы спародировать животных. Я до сих веселю своих детей помладше этой песенкой: «У одного фермера была старая свинья…» (вставляем самые разные звуки фырканья и пуканья).

Это были те редкие моменты, когда отец сбрасывал свой котелок, костюм и галстук и становился обаятельным озорником. К сожалению, я мало что помню о своем отце – не важно, в хорошем настроении или нет. Все воспоминания, которые сохранились у меня в голове, я вставил в песню All Of My Life из альбома 1989 года… Серьезно: отец приходил с работы, снимал свой костюм, ужинал и затем весь вечер сидел перед телевизором в компании только своей трубки. Мамы не было дома; я слушал музыку наверху.

Когда я сейчас вспоминаю эту картину, мне становится невероятно грустно. Ведь есть столько вещей, о которых я мог бы спросить своего папу; если бы я только знал, что мне будет всего двадцать один, когда он умрет. У нас с ним никогда не было близких отношений. Может, я просто забыл что-то. Может быть, этого чего-то и не существовало.

Но я четко помню то, как я мочился в постели, и поэтому на моей кровати под обычной хлопковой простыней была еще клеенка. Если вдруг «случалось то самое», клеенка препятствовала распространению влаги, и в итоге я просто спал в небольшой лужице своей мочи, которая никуда не могла вытечь. Что же делать в такой ситуации? Пойти спать к маме и папе и намочить их постель. За это мой отец, конечно, любил меня еще сильнее. У нас не было душа в нашем маленьком доме, состоящем из двух квартир, а рано утром мало кто принимает ванну, поэтому, по всей видимости, несколько лет от папы, когда он каждый день ездил на работу, еле заметно пахло мочой.

Он практически всегда – не важно, как бы сильно он ни любил реку – проявлял ко всему равнодушие. У меня есть видеодоказательство. Домашнее видео, которое снял Рэг Тангей, запечатлело меня и папу у кромки воды на Ил-Пай Айлэнде. Мне было примерно шесть. Подо мной – почти пять метров до Темзы.

Тогда я знал так же хорошо, как и сейчас, что Темза – это очень опасная река. В ней есть чудовищной силы подводные течения, а также множество приливов, отливов и других течений. Довольно часто тела выносит к шлюзам моста Сент-Маргаретс. Все опытные члены нашего лодочного клуба знали: с Темзой шутки были плохи.

На старой записи видно, как папа неожиданно разворачивается и уходит. Он ничего мне не говорит – ни одного слова или предостережения. Он просто оставляет меня на самом краю страшного обрыва с каменистым берегом внизу. В случае падения я бы как минимум нанес себе ужасные увечья, если бы меня, что вероятнее всего, не унесло бы в реку. Но папа просто оставил меня там, лишь один раз на мгновение обернувшись.

Я не говорю, что ему было плевать, просто ему иногда не могли даже в голову прийти мысли, столь естественные для других. Возможно, когда он оставлял меня на краю обрыва, его воображение и чувства были совсем в другом месте. С ним было такое каждый день.

Когда я стал взрослым, со мной тоже такое случалось. Отчасти – в позитивном ключе, ведь я автор песен и артист: уходить глубоко в собственные мысли, выдумывать что-то – это часть моей работы. Но, как мне кажется, в этом были и отрицательные стороны. Когда я ездил с туром по миру вместе с Genesis и с сольными концертами, я постоянно поддерживал в себе иллюзию, что могу сохранить крепкую семью и одновременно продолжать свою музыкальную карьеру.

Да, будучи родителями, мы не знаем многого. Слишком многого.

или Приключения подростка с горящими глазами в шестидесятых, выходящего на сцену и стучащего по барабанам

Во всем виноват Санта.

Да-да, я обвиняю большого красного бородатого мужичка, пытаясь объяснить возникновение моего страстного увлечения, которое длится всю жизнь, моей инстинктивной привычки с разной степенью наслаждения стучать по предметам до того рокового момента (спустя примерно полвека), когда сначала тело, а затем дух начали подводить меня.

Не обращая внимания на то, что я привнес достаточно хаоса в дом, будучи ребенком, который только учился ходить, родители – когда мне было три года – подарили мне на Рождество пластиковый игрушечный барабан. Наша семья в то Рождество, как всегда, была у Рэга и Лена. Как только я получил барабан, всем сразу же и очень громко стало понятно, что я полюбил эту игрушку. Или она полюбила меня. Даже в таком раннем возрасте у меня не было сомнений по поводу того, что у этой новой игрушки нет изьянов. К своему большому удовольствию, я обнаружил, что мог «общаться» с людьми ударами барабанных палочек.

Мои дяди часто приходили к нам, особенно – на воскресный обед. Именно они заметили мой интерес к отбиванию ритма. Возможно, они были слабо осведомлены о том, что думал об этом папа.

Когда мне было пять лет, Рег и Лен собрали для меня самодельную установку: две доски были привинчены поперек, в них были просверлены дырки, в которые вставили столбики, а на столбиках были две банки из-под печенья, треугольник и дешевый пластиковый тамбурин. Эта конструкция была складная, и она отлично помещалась в коричневый чемодан.

Это нельзя было назвать «ударной установкой» даже с натяжкой. Эта конструкция принадлежала скорее Хиту Робинсону, чем Бадди Ричу. Но я был на седьмом небе от счастья, и этот аппарат следующие несколько лет был моим музыкальным инструментом и моим лучшим другом.

Я практиковался в любое время и в любом месте, но обычно – в гостиной, когда все смотрели телевизор. Я устраивался в углу и играл одновременно с шоу, которое нельзя было не смотреть в конце пятидесятых – эстрадный концерт «Воскресный вечер в лондонском «Палладиуме». Мама, папа, Рэг, Лен, Клайв и Кэрол молча терпели мой хаотичный грохот, пытаясь посмотреть новые выступления комиков Нормана Вона и Брюса Форсайта или музыкантов дорок-н-ролльного периода, которые принимали участие в шоу на той неделе.

Я стучал по своему инструменту вместе с The Harmonics и их мощной губной гармоникой. Делал отбивку после шуток комиков. Я аккомпанировал всем вступлениям и концовкам композиций Джека Парнелла и его оркестра. Мне не обязательно даже нужно было чье-то выступление – я мог играть и сам. Я мог сыграть что угодно с кем угодно. Уже тогда я был универсальным барабанщиком.

Когда я подрос, мое увлечение становилось все более серьезным. По кусочкам я собрал более-менее достойную установку: сначала был рабочий барабан, затем – тарелки, а потом я купил бочку ^[12] у парня, который жил через дорогу. С этим я продержался до двенадцати лет, и тогда мама сказала, что добавит мне половину от стоимости нормальной ударной установки.

Был 1963 год, и это значило, что шестидесятые были в самом разгаре. The Beatles только появились, открывая путь к будущему. В октябре того года вышел их первый сингл Love Me Do, и битломания сразу же охватила меня. Я решил пойти на самые крайние меры: я продал игрушечный поезд своего брата, чтобы найти деньги для ударной установки. Мне даже в голову не пришло, что мне стоило бы спросить у него разрешения на это.