Кактус. Никогда не поздно зацвести - читать онлайн книгу. Автор: Сара Хейвуд cтр.№ 14

Двусмысленность ведет в лучшем случае к недопонимаю и неловкости; в худшем же становится брешью, через которую другие смогут воспользоваться вашей мнимой или истинной слабостью. Я сразу поняла, что меня пытаются третировать, когда начала разбираться с поверенным Бринквортом. Я отправила ему имейл, запросив подробный отчет о том, как проходило составление завещания моей матерью (мне это было необходимо, чтобы установить точную степень участия Эдварда), однако поверенный Бринкворт не соизволил даже подтвердить получение моего письма, не говоря уже об ответе по существу. Между тем я выяснила, что в качестве временной меры я могу попросить суд заблокировать вступление документа в силу и лишить таким образом душеприказчика возможности распоряжаться имуществом покойной. Хотя неизбежные проволочки мне столь же невыгодны, сколько и Эдварду, я не сомневалась, что продержусь дольше своего брата, чей доход колеблется между случайным и несуществующим.

Источником постоянной досады для меня служит отсутствие отдельного кабинета в офисе. Это положительно несправедливо, учитывая мой уровень опыта и знаний. В отделе бюджета лишь служащие, наделенные административными функциями, пользуются привилегией уединения. Странно, но сколько раз я ни подавала заявления на место супервайзера, мои просьбы оставались без внимания. Мне отвечали, что мои таланты лежат не в области управления людьми, и я вынуждена согласиться – никто в нашей организации не анализирует сложные данные так добросовестно и скрупулезно, как я. В результате мне приходится сидеть в общем зале, и сотрудники слышат каждое слово, когда мне случается позвонить по личным делам с рабочего телефона. Поэтому всякий раз, когда я пыталась вытрясти из поверенного Бринкворта ответ на мой имейл, мне приходилось уходить с мобильным телефоном в коридор к туалетам – крайне жалкая обстановка для ведения серьезных переговоров. В конце концов поверенный дозволил соединить меня с ним.

– Мисс Грин, – начал он, – вы должны понять, что в данном деле я не блюститель ваших интересов, равно как и интересов вашего брата. Позвольте напомнить, что моя единственная обязанность – распорядиться имуществом вашей матушки в соответствии с ее последней волей. Участие в пространных телефонных разговорах или вступление в переписку неизбежно повлекут за собой ненужные расходы как за оплату консультаций, чего я как душеприказчик обязан избегать.

Поверенный Бринкворт говорил медленно и раздельно, словно разжевывая очевидное непонятливой особе, и, по-моему, едва не прибавил в конце своей речи слово «дорогуша». Я знаю таких людей очень хорошо. Этот господин почти наверняка обучался в какой-нибудь небольшой частной школе, и его безумно дорогая, но второсортная подготовка взрастила в нем уверенность, что все, чье образование стоило дешевле, обязаны перед ним трепетать и благоговеть. Неспособный добиться благоговения перед своей особой в обычной жизни, он выучился на поверенного, чтобы править в собственной конторе как суверен карманного королевства. Не сомневаюсь, что секретарш он держит за свой личный гарем, а клиенток – за малолетних имбецилов.

– Я хочу, чтобы и вы, в свою очередь, поняли, мистер Бринкворт, – ответила я, – что я не намерена покорно смириться с поражением. У меня есть серьезные подозрения, что мой брат инспирировал затею с завещанием с начала и до конца, чтобы поживиться имуществом моей покойной матери, и на вас ложится минимум часть ответственности за то, что вы позволили ей поставить подпись под документом, ни в коей мере не являющимся отражением ее истинного волеизъявления.

– Ну подобный вздор нас никуда не приведет. Я осведомлен, что вы предприняли бессмысленный шаг с целью помешать исполнению завещания вашей матери, поэтому, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, я готов согласиться на встречу с вами. Транспарентности ради ваш брат тоже должен присутствовать на встрече. Я разъясню все вопросы, которые вы никак не можете уяснить, после чего буду ожидать от вас снятия судебного запрета и возможности мне продолжать свою работу.

Я была более чем довольна перспективой проработать тему лично; необходимые формальности касательно встречи были тут же согласованы.

Сейчас четверть третьего; встреча с мистером Бринквортом назначена на два часа. Я приехала в офис поверенного ровно к условленному времени, одолев за утро сотню миль в метро и на поезде, однако Эдвард еще не показывался, хотя от него требовалось всего-то пройти несколько улиц или прокатиться пять минут на такси, если прогулка представляется ему чем-то непосильным. Справившись у секретарши, я узнала, что встреча не может начаться, пока не приедет мой брат. Я заподозрила, что накануне он так напился или накурился, что перепутал дни. Я не видела Эдварда со дня вселенского позора с похоронами матери и не имела ни малейшего желания видеть его сегодня, однако без него, оказывается, не обойтись. Я звонила в родительский дом, но через несколько сигналов включался автоответчик. Я буквально обмерла от омерзения, когда в трубке послышалось не учтивое приветствие моей матери, а какая-то ересь с потугами на юмор и сиплым гоготом на заднем плане. Я оставила сообщение, потребовав, чтобы Эдвард немедленно явился к поверенному (признаюсь, я высказала свою просьбу не в столь корректных выражениях).

За дни, имевшие место смениться в период между телефонным разговором с поверенным Бринквортом и сегодняшней встречей, я направила свое основное внимание на предшествующие родам формальности. Я считаю излишним обращаться за медицинской консультацией, кроме тех случаев, когда это абсолютно необходимо, предпочитая почитать в интернете и самой вылечить любые пустячные недомогания, буде таковые возникнут. Таким образом, иначе чем когда в двадцать восемь лет я встала на учет у врача общей практики, у меня не возникало причин посещать лондонскую больничку – я даже не помнила, где она находится. Однако, сознавая необходимость известить «медицинское сословие» о своем состоянии, я ушла с работы пораньше под предлогом посещения стоматолога. Клиника оказалась невзрачным перестроенным довоенным зданием. В коридоре на полу тянулась зеленая вытертая ковровая дорожка, а стены были выкрашены в бледно-желтый с глянцевым темно-коричневым. Любому очевидно, что ковровые дорожки небезопасны, в отличие от других покрытий, которое легко дезинфицировать; на это непременно нужно указать главе данного медицинского учреждения.

Врач, который вел прием, на вид был не старше студента. Он так суетился и волновался, что я усомнилась, доводилось ли ему общаться с настоящими живыми пациентами. В продолжении почти всего приема юный медик ковырял воспаленную шелушащуюся кожу у себя на руках и смотрел в одну точку где-то за моим левым плечом. Когда я сказала, что беременна, он поднял брови и уставился на монитор, где мало что было, кроме моего имени и даты рождения. Предполагаю, у него мелькнула мысль – мне скорее подобает консультироваться у него по поводу начала менопаузы, чем скорого рождения ребенка. После натянутой беседы, в которой врач пытался выведать у меня информацию о моих личных обстоятельствах, а я придерживалась иного мнения, он наконец выполнил необходимые формальности. Покончив с этим, я решила воспользоваться возможностью и задала ряд вопросов касательно прав родственников покойного на получение его/ее медицинской карты. Врач оказался кладезем полезной информации, несмотря на свою молодость; видимо, сейчас на медицинских факультетах уделяют больше внимания работе с документами, нежели этике общения с пациентом.