Но стоило ему сесть на коня, как устремленность его мыслей вновь обретала прежнюю направленность. А чем ближе подъезжали пограничники к селению, где положен был первый шаг злодейского марафона, тем больше он думал о предстоящем в сельсовете разговоре. Он даже лелеял надежду, что ухватится за ниточку, которая позволит распутать сплетенную вокруг него паутину зла.
Увы, разговора с председателем не получилось. Да, он встретил приветливо; он даже предлагал провести митинг, чтобы знали люди, как многолик и коварен враг; но он становился совершенно беспонятливым, когда Богусловский пытался выяснить, откуда появились на трибуне люди с халатами и кто они.
— Молва говорит разное.
— Но вам-то известен был порядок прохождения митинга?
— Очень известный.
— Халаты намечалось нам дарить?
— Зачем намечалось? Не намечалось.
— Отчего же не воспротивились устроители митинга?
— Дарить разве плохо?
— Но вы же не знали тех людей? Или знали?
— Не знали. Говорят, чужие они, не наши…
Вот так. Молва… Говорят… А сам он, проживший в этих местах всю жизнь, разве не знает, свои они либо чужие. Выходит, великая правда в том: свой глаз лучше родного брата, а своя рубашка к телу ближе.