Начальник не стал иронизировать, обыгрывая слово «чую». Все отделение знало, что Беспальцев действительно обладал необходимым для сыщика чутьем. И, однажды взяв след, как хорошая гончая собака, не упускал его.
– Тогда вперед. – Полковник махнул рукой. – И удачи.
* * *
Выскочив из отделения, Геннадий помчался домой как на крыльях. Утренний дождь ненадолго утих, но ветер дул с яростью – злой ветер, один из тех, что прилетают с моря, набирая скорость на скользкой водной поверхности, а потом обрушиваются на улицы и вырывают из рук прохожих зонтики. Тучи набухали дождем. Беспальцев, подняв воротник пальто, защищаясь от листьев, летевших в лицо, подумал о Галине. Интересно, как отреагирует жена? Впрочем, если захочет – может поехать с ним. Если захочет… Она операционная сестра в районной больнице. Хирург без нее как без рук. Это, между прочим, он сам сказал как-то Геннадию, когда застал супругов в магазине. Галина тогда покраснела, засмущалась, а врач продолжал петь ей дифирамбы до тех пор, пока не подошла их очередь. Беспальцев с удовольствием слушал: ему всегда было приятно, когда хвалили жену. Впрочем, такая женщина, как она, наверное, была бы незаменима в любой отрасли. Кроме трудолюбия она обладала состраданием и обязательностью – очень ценными качествами.
Думая о жене, он не заметил, как дошел до дома. Галина открыла супругу дверь, улыбнувшись в ответ на его широкую улыбку.
– Вижу, твой день прошел хорошо.
– А твой? – поинтересовался он, снимая мокрую обувь.
– Тоже хорошо. – Она села на диван, и майор обратил внимание на круги под глазами. – Оперировали не очень тяжелого больного, все обошлось, жить будет.
Следователь подумал, как много смысла в этих простых, незатейливых словах. За ними скрывался колоссальный труд хирургической бригады. Не очень тяжелый больной – все же тяжелый, и за его жизнь сегодня боролись, может быть, даже сделали невозможное, – вот почему она выглядит такой усталой.
– А на завтра какие планы? – Ему очень хотелось, чтобы жена оказалась в отгуле и поехала с ним. Они погуляли бы по Приморскому бульвару, зашли в конфетный «Золотой ключик», запах из которого разносился по всей улице…
– Завтра тяжелый день, – устало ответила она. – У больного возможен рецидив. Тихонович попросил приехать пораньше.
– А я завтра в Одессу уезжаю, – проговорил Беспальцев грустно. – По делу, конечно. Мы напали на след преступника. Мне бы хотелось, чтобы ты поехала со мной.
Она подошла к нему и обняла, прижалась к родной груди.
– В другой раз, Гена. Все в другой раз. Ты сам поброди по Приморскому… Жаль, холодно, на пляж не поедешь.
– Не знаю, удастся ли. – Он пожал плечами. – Все-таки командировка, и очень серьезная.
– Надолго? – спросила жена и посмотрела на него огромными синими глазами.
– Не знаю, родная, думаю, нет, – ответил он.
– Остановишься у дяди Бори? – Женщина улыбнулась, вспомнив веселого родственника.
– А у кого же еще? – удивился Беспальцев и тоже улыбнулся. – Во-первых, попробуй его не навести – ты сама знаешь, какой разгром по-театральному он устроит, во-вторых, возможно, все решится очень быстро и не придется у него ночевать. Но попить чайку и поболтать – это обязательно.
Галина кивнула. Она знала, как интересно было разговаривать с дядей Борей – Борисом Александровичем Северным. С малых лет он мечтал стать артистом, выступал на детских праздниках, занимался в театральном кружке, но Москву так и не покорил, ВГИК остался вожделенной мечтой. Махнув рукой на столичные вузы («Понимаешь, – говорил он родственнику, – без огромного блата туда не пробьешься. Вместе со мной поступали дети известных артистов – не буду называть фамилии. А кто я по сравнению с ними? Просто Боря из Одессы, такие дела»).
Такие дела – это выражение он всегда использовал чуть ли не в каждом предложении, присовокупляя одесский акцент. Затем дядя отправился штурмовать эстрадно-цирковое, тоже не надеясь на успех, но судьба оказалась к нему благосклонной, он поступил и вернулся в Одессу, пробуя себя в роли конферансье. Он прекрасно пел комические куплеты, с таким юмором объявлял артистов, что публика заливалась смехом. И, конечно, в перерывах между концертами с артистами пил чай и кое-что покрепче, с удовольствием слушая о жизни тех, с кем простые смертные не могли так запросто посидеть и побалагурить. Порой артисты дарили ему разные безделушки, ненужные им. Дядя принимал их с благоговением, складывал в сервант в гостиной, чтобы его гости увидели их и поняли, с какими людьми дяде Боре приходилось работать. А уж когда он начинал рассказывать истории, приключившиеся с его именитыми собеседниками, – восторгу гостей не было предела! Артист никогда не расскажет какую-нибудь чушь! Вот таким был дядя Беспальцева Борис Александрович Северный.
– От меня ему огромный привет, – Галина вдруг спохватилась, оторвалась от мужа, побежала на балкон, вытащила две банки клубничного варенья и аккуратно сложила их в хозяйственную сумку:
– И это от меня.
– То-то старик обрадуется, – фыркнул следователь и представил довольное лицо дяди Бори с большой бородавкой возле длинного рыхлого носа.
– А теперь я соберу тебя. – Женщина провела руками по лицу, словно смахивая усталость. – Не хочу, чтобы ты кушал в общепите – это в самом крайнем случае.
Она побежала на кухню, а Беспальцев открыл дверцы старого шкафа, думая, какую одежду можно прихватить с собой на пару дней командировки. Да, и надо позвонить на вокзал, узнать расписание автобусов. И дяде Боре лучше звякнуть, не ровен час – отправится старик по своим делам. Выбрав бежевую рубашку, он бросил ее на диван и сел, придвинув к себе телефон.
В справочной автовокзала ему сообщили, что есть очень ранний рейс, в пять утра. Это устраивало майора. Он мог забежать к дяде, позавтракать, попить чаю – и спокойно отправиться в Приморский район, где проживал Фисун. Сначала Геннадий намеревался поговорить с участковым, выяснить о житье-бытье преступника, а потом наведаться в отделение и обговорить с коллегами задержание Георгия.
Заказав билет, Беспальцев быстро набрал номер дяди, и, на его счастье, глуховатый Борис Александрович откликнулся сразу.
– Да это никак ты, племянничек?
– Я, – обрадованно подтвердил Геннадий. – Как жизнь?
– Какая такая жизнь, если родичи носа не кажут, – с притворной обидой отозвался Борис Александрович. – Скука смертная, Гена. Ты как?
– Завтра постараюсь сделать так, чтобы тебе не было скучно, – усмехнулся племянник.
Северный крякнул:
– Неужто приедешь?
– Приеду, если ты не против, – бросил следователь. – Командировка у меня в Одессу.