Она отвлекалась тем, что помогала маме с ужином. Пока они готовили рататуй (папино любимое блюдо), папа рассказывал истории о месяцах, проведенных в море, и Натали следила за мамиными руками, которые были ловчее, чем раньше. За ужином папины руки были непривычно неуклюжими, неловкими.
Он уже исцелил маму.
После ужина они играли в карты. Натали никак не могла расслабиться и все время ошибалась. Они раздавали снова и снова, и, когда мама подала баварский торт, живот Натали уже был так набит и едой, и ожиданиями, что она не могла больше есть. В какой-то момент разразилась гроза, которая навела Стэнли на мысль укрыться на ее коленях, пока родители наслаждались бутылкой вина, которую папа привез из Австралии.
Затем мама отодвинула свои карты в центр стола и допила вино в бокале.
– Думаю, вам двоим нужно кое-что обсудить, – сказала она, поднимаясь. Она погладила лохматые папины волосы и склонилась через его сильное плечо, целуя его в щеку. Подмигнув Натали, она ушла в спальню.
Собирая карты, Натали складывала их в аккуратную колоду, но продолжала поправлять ее долго.
– Я должна тебе кое-что рассказать, папа. Кое-что… хорошее, думаю. Мама знает об этом, она хотела, чтобы я тебе рассказала сама.
– Что ты самый лучший журналист, которого месье Патинод когда-либо нанимал? – спросил он с улыбкой, плясавшей в глазах.
– Такого он мне не говорил, – хихикнула она и отложила карты, глядя отцу в глаза. – У меня есть магические способности, папа, как у тебя, тети Бриджит и других… Озаренных.
– Озаренных. Я не знал, что тебе о них известно… – Папино веселое настроение переплавилось в невероятное удивление. Он обернулся через плечо на закрытую дверь спальни. Может, он задумался, что по этому поводу считала мама и как она отреагировала, когда узнала, что сказала Натали. Несомненно, они это потом обсудят. – Какая именно магия?
– Видения. Убийств Темного художника, – начала она. Папа сжал челюсти и снова расслабил, а жилка, которая всегда выдавала его беспокойство, запульсировала на лбу. Она внезапно осознала, каким невероятным открытием это звучит для него.
Он жестом попросил ее продолжать, на лице его отражались одновременно и сочувствие, и тревога.
Натали сначала говорила осторожно, взвешивая слова, будто их у нее ограниченное количество. Когда она почувствовала, что папа действительно понимает ее и даже поддерживает, то слова полились водопадом.
Она поделилась с ним всем, что касалось видений, и как все развивалось в течение лета, в какой-то момент показала ему копию «Зачарованной науки или науки зачаровывания?» в ходе беседы об экспериментах Энара. Он слушал ее с полным вниманием, как папа умел, создавая ощущение, что ты – единственный человек не просто в этой комнате, а во всем мире.
Затем она задала ему вопрос, который могла задать и маме, но приберегла для него.
– Мама сказала, что захотела сделать переливание потому, что вы с тетей Бриджит его сделали. Кто первый пошел к Энару: ты или тетушка?
– Мы пошли вместе, – сказал папа, и Натали заметила, что его плечи чуть поникли. – Это была моя идея. Она… была в меланхолии, и я подумал, что это поможет ей.
Тишина повисла между ними на минуту, прежде чем Натали продолжила более тихим голосом.
– Ты жалеешь об этом: о переливаниях, магии, последствиях?..
«Обо мне, о моих способностях, моей уникальности».
Папа пригладил усы большим пальцем, вздохнул и откинулся на спинку, рассматривая ее, перед тем как ответить на вопрос.
– Я считаю сожаления маленькими скользкими существами. Если у тебя появилось одно такое, надо схватить его крепко; оно извивается и пытается вырваться, и удержать его непросто, – он сжал кулаки и поморщился. – Так что ты либо держишь его крепко, либо выпускаешь, но даже если выпустишь, оно оставит за собой след, пятно на твоей ладони.
Натали подождала продолжения, но он замолчал.
– Это ты здорово придумал, папа, но это все же не ответ.
– Потому что ответа не существует. – Он потянулся за ее рукой. – После всех этих лет я все еще не знаю, хорошо ли обладать магией или нет. Возможно, одновременно и правильно, и неправильно. Но в чем я уверен наверняка, так это в том, что все, что проделываешь со своей силой, ты должна делать ради себя самой. Не ради других людей, не ради мамы, меня, месье Ганьона или кого угодно еще. Когда другие люди говорят, как тебе распорядиться своим даром… – Он покачал головой, глаза расфокусировались. Натали предположила, что мысль или воспоминание унесли его далеко отсюда.
– …никогда не принесет мне покоя. Ты это хотел сказать?
Папа еще раз посмотрел на нее, улыбаясь.
– Да, что-то вроде того.
Шестую жертву, Лизетт Беллами, опознали на следующий день. Ее сестра Либерте, которая жила с ней вместе, уезжала в Ирландию на отдых. И когда Либерте вернулась домой и обнаружила, что сестра пропала, она сразу отправилась в морг. Натали сморщилась, когда Кристоф ей об этом рассказал. Она всегда чувствовала что-то за тех, кто делал такое душераздирающее открытие; теперь это «что-то» имело трагический контекст, который она раньше не могла представить себе в самых черных кошмарах.
Темного художника убрали с виду через несколько часов после Лизетт. Никто из родственников не объявился, а в морге не хватало места. Темного художника, лежавшего на плите морга анонимно, бесцеремонно сбросили в общую могилу, потому что пора было выставлять другие трупы. Натали оценила иронию.
Она скорее хотела обсудить это с месье Патинодом и спросить, как скоро Le Petit Journal сможет опубликовать эту историю. Если они не нашли убийцу Дамиена Сальважа, то когда Париж узнает, что Темного художника больше нет?
Скорее, чем она думала.
Он был на собрании, когда она принесла свою статью, так что она оставила ее у Арианны. Натали хотелось бы сказать ей, что можно больше не беспокоиться об убийце, не беспокоиться, что нельзя ходить на работу и с работы без сопровождения. Она гадала, сказал ли ей уже месье Патинод, может, заставив поклясться, что сохранит секрет. Или же он позволил ей дальше верить, как и остальному Парижу, что разрезающий горла убийца все еще ходит среди них.
У Натали было много причин ненавидеть Темного художника. Одна из них – страх, который заставлял женщин паниковать, озираться через плечо и подозревать каждого незнакомца, идущего рядом.
Она поблагодарила Арианну и уже собиралась уходить, как та вдруг понизила голос:
– Я не должна тебе говорить, но это все равно завтра опубликуют. – Она осмотрелась и продолжила: – Темный художник мертв.
Вина окутала плечи Натали.
– Я… знаю, – сказала она, не глядя Арианне в глаза. Иногда ей казалось, что проще признаться миру в том, что она Озаренная, чем хранить неудобные секреты. – Я в курсе расследования как… части моей колонки.