Магия Зеро - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Овчинникова cтр.№ 27

– Идем обратно, страшно тут, – потянула нас Настя.

Мы как раз стояли у ворот фермы. На них висел замок, но расстояние между железными прутьями было очень большим. И тут мне в голову пришла идея.

– Знаете, я слышала, что не все запирают дома. Вроде как у нас на дачах, чтобы не выламывали двери и окна.

– Даже не думай. Не хватало еще забираться в чужой дом, – сказал Ваня, но я уже пролезала между прутьев. – Стой!!! А если там сигнализация?

Я посмотрела на ветхий забор и еще более ветхий домик:

– Сам-то веришь?

Подошла к домику и подергала входную дверь, она была закрыта.

– Вот видишь, давай обратно, – попросил Ваня умоляющим голосом.

– Подождите. Должна быть другая дверь, – ответила я и пошла в обход.

Позади дома все было заставлено громоздкими садовыми инструментами, и я с трудом пробралась к двери, моля про себя неизвестно кого, чтобы она была не заперта. Убрала с порога грабли и лопату, потянула ручку на себя, и дверь открылась. Я осторожно вошла в дом, думая, что это большая ошибка и что сейчас из темноты на меня выскочит хозяин с бейсбольной битой или что стаффордширский терьер, оставленный охранять дом, схватит меня за горло. Но ничего из этого не произошло.

Я стояла в небольшой комнатке, заваленной ведрами, корзинами и другим неразличимым в темноте садовым скарбом. Впереди виднелись кухня и гостиная, другие двери вели, вероятно, в спальни. Как у нас на даче, вполне жилые помещения. Тут и там лежали забытые или оставленные хозяевами вещи, придававшие домику немного уюта. Я помахала в окно. Через минуту близнецы уже бродили по дому, сначала нерешительно, потом смелее. Мы закрыли деревянные жалюзи, но не стали включать свет, чтобы его не увидели соседи, хотя домов поблизости не было.

– Как думаете, будет очень плохо, если мы возьмем пару пакетиков чая? – спросила Настя, заглядывая в кухонный шкаф.

– Не трогай тут ничего, – ответил Ваня и закрыл шкаф. – Не хватало еще обворовывать бедных людей.

– Ничего они не бедные.

– Попей кипятка.

– Есть хочется, – грустно ответила Настя, снова открывая шкаф. – Смотрите, тут есть макароны!

Она замолчала, и макароны повисли в воздухе – горячие, дымящиеся, возможно, политые оливковым маслом. Я не выдержала и подошла к ней. В шкафу было несколько пачек макарон: фарфалле, спагетти разной толщины, пенне, несколько банок с оливковым маслом, баночки с соусом песто и томатным с базиликом. Несколько секунд я разглядывала это богатство, а потом сказала:

– Ладно, давайте сварим. Есть охота. Тут так много, они даже не заметят. – Я повернулась к хмурому Ване, кормившему песчанок. – Мама сказала угостить вас домашней пастой. Ну и вот.

В шкафах нашлись и кастрюли, и дуршлаг. Мы сварили макарон из разных пачек – каждому достались свои.

– Если отсыплем от каждого сорта или, как их, вида? В общем, если отсыпать понемногу, то хозяева точно ничего не заметят, – заявила Настя, протягивая мне коробку с пенне из ржаной муки.

– Скажи, что хочешь попробовать эти штуки, – ответил Ваня. Он продолжал возиться с песчанками, устраивал клетку на тумбочке у окна и проверял, нет ли сквозняка.

– Да ладно тебе, в самом деле, – ответила я вместо Насти. – Тебе с песто или аль помодоро?

Он пожал плечами:

– Не знаю, что это.

– Тогда песто.

Пока варилась паста, мы расслабились и обнаглели настолько, что включили свет. Потрепанный, но уютный матерчатый абажур осветил нашу ночную трапезу. В шкафу нашлись и гейзерная кофеварка, и молотый кофе в герметичной банке.

По разным комнатам стояли две узкие кровати и диван, поев, мы сразу улеглись спать.

– Кайф, – говорила Настя, укладываясь на кровати. – Жалко, рассказать никому нельзя.

– Расскажем внукам, – я укрылась пыльным одеялом.

– Интересно, какие у нас будут внуки? – спросила она из соседней комнаты.

– Знаете, что я вспомнила? По итальянскому законодательству, воровство для утоления голода не считается преступлением, за него не наказывают, – сказала я.

– О, это нам подходит. А спать в чужом доме для утоления недосыпа – тоже не преступление? – оживилась Настя.

– Давайте спать, – ответил Ваня. – Уже светает. Я хочу сегодня попасть в Палермо и вернуться в Сиракузы.

И он выключил лампу.

В прорези жалюзи пробирался утренний свет. Начинался новый день. Невдалеке прокукарекал петух. По дороге тихо проехала машина.

– Кстати, Нин, – раздался сонный Настин голос, – почему ты не рисуешь?

Я притворилась, что сплю. С того момента, как год назад шасси самолета коснулось посадочной полосы Катании, я не провела по бумаге ни одной линии.

Этим ранним утром в чужой постели в незнакомом доме мне снились небесные замки. Они рушились, их массивные башни падали вниз. Огромные белоснежные лебеди лежали на земле, истекая кровью. Рогатые корабли шли ко дну после неравной схватки с гигантскими осьминогами.

Вера считала, что нервное потрясение, которое я пережила из-за маминого исчезновения, пробудило дремавший до той поры художественный талант. «Стало импульсом» – так она говорила.

– Чудовища на твоих рисунках были не просто так, понимаешь? – спрашивала Вера. – Эмоции всегда находят выход.

В художке учили академическому рисунку, живописи, графике, скетчингу. Но Никитин всегда говорил, что одной техники недостаточно. Что творчество – это «сплав ваших теоретических знаний и того неуловимого, что называется талантом или, если угодно, даром». В детстве я представляла себе дар в виде серебристого облака, которое опускается на меня, когда я рисую.

Когда я стала рисовать много и регулярно, наивное серебристое облако потеснила реальность, которую я видела каждый день. Взгляд случайного прохожего на пешеходном переходе. Поворот головы одноклассницы и то, как она подносит к губам ручку, слушая учительницу. Тюльпан в вазе, едва заметно покачивающийся от сквозняка. Круги на воде от брошенного камня. Снежинка, тающая на ладони, которая исчезает постепенно – сначала тают лучики, потом – сердцевина, и вот остается только капля воды; я стряхиваю ее и смотрю, как она медленно падает на асфальт и остается там темным пятнышком. Каждый раз был щелчок, который заставлял достать бумагу и карандаш. Но эта способность пропала раньше, чем я успела понять, как она работает.

Сначала мы были заняты возвращением мамы. Потом привыкали к городу. Потом к новой квартире. А потом стало слишком поздно. Я доставала листы и карандаш, пялилась на белый прямоугольник, различая каждое пятнышко, каждую мелкую частичку. Перед глазами все плыло, и на листы капали слезы. Снова и снова я доставала бумагу, бралась за карандаш, бродила по самым заброшенным закоулкам Сиракуз, ожидая знака, звука, намека, тени или света, интересной формы или взгляда, но каждый раз – впустую.