А теперь магистр Фасиль сотворила нечто похожее с королевой-консортом. Бифальт не мог догадаться, на что надеялась старуха. Но он узнавал стиль: давать одной рукой и брать другой, он узнавал молчаливую бесчестность.
О, он не думал, что магистр Фасиль солгала. Солгать было бы слишком грубо. Если она сказала, что Эстия обладает даром, значит, Эстия обладает им. Но заклинательница ожидала получить что-то взамен. Что-то очень ценное для нее самой. И ей было безразлично, сколько вреда Эстия может нанести каждому, кто не был рожден с благословением или проклятием магического дара.
Например, самому королю, который ненавидел теургию.
Так далеко он зашел. А дальше и думать не стал. Не смог. Бифальт замер на самом краю пропасти. Падение с такой высоты убило бы его. Оно уничтожило бы и Беллегер, и Амику.
Если дар Эстии пробудится…
Если она, как и другие магистры, пленится собственным превосходством…
Если она отвернется…
Потрясение было слишком велико. Бифальт не знал, как ответить на этот вызов судьбы.
Он так далеко ушел в себя, что не слышал Эстию, которая продолжала что-то говорить, не слышал, пока она не положила руку на его крепко сжатый кулак.
– Бифальт, – шепнула она настойчиво. – Муж. Послушай меня.
Разве она когда-то называла его по имени?
Бифальт повернул голову, посмотрел на нее, будто она внезапно превратилась в ядовитую змею. Во рту он почему-то почувствовал кровь.
– Я знаю, что сделала с тобой, – прошептала она, будто умоляя. – Я знаю, чего ты боишься. Только услышь меня.
Через мгновение он, склонившись в сторону, заставил себя выплюнуть кровь на дорогу, она разлилась там маленьким красным пятнышком. Снова выпрямившись в седле, он спросил, будто собирался разрыдаться:
– Ты ожидаешь, что я все так же буду тебе доверять?
Лицо Эстии окаменело.
– Ты никогда не доверял мне. С самого начала ты проигнорировал мое согласие, мое понимание, мою поддержку, мою любовь. И все же я никогда не лгала тебе. Не лгу и сейчас.
Магистр Фасиль разговаривала со мной по дороге в Малорессу, еще прежде чем я встретилась со своим отцом. До этого момента я всю жизнь верила в то, что у меня нет дара. Что я не унаследовала ничего, кроме королевства, из которого выпили все соки, да множества врагов. Бифальт, услышь меня. Если бы я даже только подозревала об этом, я бы рассказала тебе.
Тон ее смягчился.
– Я бы сказала вам.
Сквозь сумятицу мыслей и чувств – предательство, ярость, горе – ее слова пробились в его сознание. Сказать ему, что у нее есть дар!.. Какое-то мгновение он сильнее восхищался ее храбростью, чем горевал о своих лишениях. Так легко было бы промолчать, так легко позволить ему верить в ложь. Но нет. Она хотела, чтобы он доверял ей, такой, какая она есть, а не полагался на ошибочные представления. Бифальт не подвергался тому риску, на который пошла она. Это было все равно что оказаться лицом к лицу с Элгартом в смертельной схватке…
Напряжение и слабость сделали его резким, он потребовал:
– Кто еще знает?
Его вопрос вначале озадачил ее. Но Эстия быстро сообразила. Если бы в народе прослышали, что королева Амики – королева-консорт Беллегера – непробужденная заклинательница, было бы – страшно подумать что! Бушующий по всему королевству пожар – только с этим можно сравнить те волнения, что начнутся в народе. В обоих королевствах предположили бы, что он, король Бифальт, знал тайну все это время. Что он использовал ее…
Эстия твердо ответила:
– Магистр Фасиль. Служительница Духа. Больше никто.
Он слышал по ее тону, что она не лгала. Он пробыл ее мужем достаточно долго, чтобы научиться отличать, когда она говорит правду.
Но Эстия продолжила:
– Спросите магистра Фасиль. Она подтвердит мои слова. – И его мир снова замер.
Спросить магистра Фасиль? Поговорить с этой… этой?.. Довериться какому бы то ни было представителю Последнего Книгохранилища? Нет. Бифальт не мог даже повернуть голову, чтобы взглянуть на старуху. Это было, как если бы он вздумал шагнуть в пропасть. Он бы летел все вниз и вниз, пока не встретил бы свою смерть.
Но заклинательница встретит свою смерть раньше него. У нее нет защиты от обычной силы.
Она манипулировала Эстией. А через Эстию манипулировала им самим. Правда, Бифальт понятия не имел почему. Разве что она собиралась вбить клин между королем Беллегера и королевой Амики? Настроить их друг против друга?
Бифальт не мог испытывать даже ярость – настолько кошмарной показалась ему эта мысль. Он сразу же инстинктивно отбросил ее.
Еле удержавшись в седле, он пустил коня шагом, подтолкнув его пятками и слегка щелкнув поводьями. Королева Эстия без промедления последовала за ним. Она не сводила глаз с его лица, он чувствовал это, но отказывался на нее смотреть. Его взгляд был прикован к Отверстой Длани и Кулаку Беллегера, к тому месту, где он понимал, что от него требуется. Эстии он сказал только:
– Это ничего не меняет. Мы будем делать то, что делали с самого начала.
Он знал свой путь. Он не мог отклониться от него. Он не сойдет со своего пути.
Но у нее был магический дар. Она станет магистром. Для Бифальта все изменилось.
Глава семнадцатая
Допрос
Ждать принцу Лоуму пришлось долго. Дни перетекали в недели, а он все ждал, и ждал, и ждал.
Принц волен был ходить по Кулаку Беллегера, куда вздумается, но он редко покидал свои комнаты. Слуги приносили ему еду. К удивлению принца, они доставляли ему столько вина и эля, сколько бы он ни попросил: Лоум ожидал, что его брат король устроит ему пытку трезвостью. В тех случаях, когда он решал переодеться, слуги забирали грязную одежду и приносили чистую. Если бы среди его достоинств числилась любовь к чтению, он мог бы спросить тексты из королевского собрания томов и свитков. Покои, в которых его разместили, вполне устраивали принца. Кровать и стулья были удобными. После долгого лета Лоуму не требовался огонь в каминах, несмотря на холодные каменные стены Кулака. Когда бы принц ни пожелал, он мог впустить в комнату свежий воздух, открыв окна. Проводя дни в хмельном тумане, а ночи в полудреме, он все чаще думал, что может бесконечно долго ждать того дня, когда король Бифальт отправит королеву-консорта допросить его. Он пытался поверить в то, что доволен такой жизнью.
Но, конечно, это было ложью. Лоум скучал по «Осажденному орлу». Ему не хватало воодушевляющего жгучего месива, роскоши, которую отвергали король и его умеренные советники. Еще Лоум истосковался по затхлому воздуху таверны: ее гнилым полам и стенам, колченогим, полусгнившим столам и стульям и прогнившим под стать обстановке завсегдатаям таверны, сидя в которой, он чувствовал себя выше всех прочих – и без всякой необходимости как-то это подтверждать. Но больше всего он тосковал по разговорам. Он хотел, чтобы рядом были люди, с которыми он мог бы поговорить, люди, которые развлекли бы его своим любопытством или отчаянием, люди, которых он мог бы обнадежить или одурачить своими ответами.