Сказания Фелидии. Воины павшего феникса - читать онлайн книгу. Автор: Марина Маркелова cтр.№ 22

Под угрозой смерти, Маниус приказал своим людям молчать. Теперь найденный лаз был его единственной возможностью незаметным ускользнуть из Аборна.

Сумерки верно служили Маниусу, избавив его от необходимости зажигать факел. Бывший советник подбежал к колодцу, осторожно, опасаясь губительного разочарования, провел ладонью по каменной крышке, шумно, от облегчения выдохнул, когда ощутил под пальцами спасительную пустоту. Крышка оказалась сдвинута, не полностью, ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было пролезть. На краю колодца лежала толстая, крепкая веревка. Один конец ее поласкался в непроглядной пустоте, другой был накрепко привязан к стволу растущего возле старого, ветвистого дерева. К побегу все подготовили, как и было оговорено.

— Слава Совету! — Раздался осторожный полушепот, но даже он заставил Маниуса вздрогнуть. Нервы, как бы тренированы они не были, не выдерживали напряжения. Но в говорившем Маниус узнал своего слугу.

— Совет умер, — ответил он бесстрастно.

Пароль сошелся. Слуга вышел из древесной тени, приблизился к своему господину.

— Все тихо? — быстро спросил Маниус.

— Ни шороха. Пока ждал вас, прошел лишь вечерний караул, но и тот стороной.

— Отлично. Сделаешь, что должен, и со всех ног отсюда, чтобы никто, ничего не пронюхал, понял?

— Конечно, господин. У меня есть свидетели, что на сегодня вы меня отпустили, и я гулял весь вечер у Билара.

— Отлично, — Маниус ухватился за веревку и спрыгнул в колодец.

Его руки уже отвыкли от мозолей, Маниус чувствовал каждый виток скрученной веревки, но ему не было дела до боли. Быстро пропуская ее через ладони, контролируя скорость и равновесие ногами, он спустился в самый низ, и спрыгнул. Под подошвами продавилась мягкая земля, и холод тянувшийся от стен, защекотал кожу под тонкой одеждой.

Тьма обратила зрячего в слепца. Маниус действовал на ощупь: порыскал вокруг руками, наткнулся на заветное древко, удовлетворенно хмыкнул. Нашел в кармане огниво, высек искру на промасленную паклю. Заиграло рыжее пламя. Одновременно с этим к ногам Маниуса упала ослабевшая веревка, а над головой загрохотала задвинутая крышка колодца. Слуга сделал все, что ему было велено.

Маниус свернул веревку, закинул ее на плечо, не щадя, пнул ногой ветхую дверь. Та, скрипнув, покорно отворилась, пригласила незваного гостя в мрачную глубину.

Обнаруженный Маниусом тоннель не походил на те, что располагались под дворцом. Здесь не было ни камер, ни решеток, ни ужасающих статуй. Только кладка булыжников, да плиты под ногами. Однообразная мрачная картина, неизменная настолько, что создавалось впечатление, будто не идешь вовсе, а топчешься на месте. Ничего неожиданного, ни радующего, ни пугающего, словно плотно окружило небытие, а ты, наивный путник, вообразив, что еще существуешь, все идешь и идешь, за шагом шаг, но ничего не находя. От этого ощущения так легко сойти с ума. Но, в отличие от суеверных стражников, Маниус знал, что тоннель не призрачен, что, как имел начало, так и имеет конец. И не водится здесь ни упокоенных душ, ни древних чудовищ, а даже если и так — духи не опасны, а для зверя найдется клинок.

Маниус думал о грядущем, и, занятый столь приятными размышлениями, не заметил, как добрался до выхода. До обвитой травами и корнями двери во внешний мир. Он разорвал травянистый занавес, высунул из дыры голову и тут же, в факельном свете увидел протянутую к нему широкую мужскую ладонь. Давно уже стемнело, и только молодой месяц, чуть тоньше волоска, дарил земле белый радостный свет. Пока Маниус не поднес факел, ему не удалось разглядеть предлагающего помощь. Лишь силуэт чернее ночи. И потому бывший советник промолвил настороженно, не торопясь хвататься за руку:

— Слава Совету.

— Совет умер, — не заставил себя ждать ответ, и Маниус улыбнулся.

— Мы давно вас ждем, — продолжал грубый голос неизвестного, — что-то случилось?

— Нет, все идет так, как полагается, — ответил Маниус.

В ожидавшем его неизвестном, Маниус узнал Криста, своего старого друга по военным походам, человека, которому лично передал звание Главы Фелидийской Конницы много лет назад.

Они посмотрели в сторону Аборна. В темени быстро наступающей ночи город обозначился вдали лишь цепью желтых огней — факелов на стенах. Все они горели ровно, никто не беспокоил покоя засыпающего города. Ему как будто не было дела до сбежавшего бунтаря. Город, уверенный в собственных силах, никого не боялся.

— Крист, лошади готовы? — задумчиво уточнил Маниус.

— Давно уже. И все собрались.

— Тогда едем, — и Маниус решительно развернулся.

Ненавидел… Всех вместе и каждого по отдельности. За старомодное упрямство и глупую верность традициям, за показное величие и манию зваться правителями, которая губила страну. Фелидию, что, изможденная, в мольбе протягивала к ним хилые руки.

Когда Маниус, не замечая ничего и никого вокруг, не сбивая решительного шага, шел по коридорам дворца, его сердце раскаляла не только взращенная с годами ненависть. Было и еще одно… Жажда власти, той самой безграничной власти, от которой исходил пьянящий аромат. Сколько лет он только ощущал его, а. теперь шел по ограниченной прямой, в конце которой маячило вожделенное. И не оступиться, не свернуть. Иначе все к чему он шел столько времени, без малого — всю свою жизнь, осторожно, просчитывая до секунды, до движения — все ускользнет песком сквозь пальцы. И будет он властелином… За решеткой, в промозглой камере. А то и на плахе.

На это он не был согласен. Единственный сын знатных родителей, обласканный и избалованный матерью, закаленный отцом, Маниус привык хотеть лучшее и получать желаемое. А если оно само не бросалось в руки — добиваться любыми способами, упорно, до победного. С юных лет он научился хитрить и притворяться, завоевывать уважение, а потом играть живыми людьми. Он за несколько ходов планировал результат, старался вычислить и предвидеть действия противников, чтобы в финале нанести один единственный победный удар.

Его опрометчивое выступление в Зале Совета тоже не было случайным взрывом эмоций, как и опоздание. Задачей Маниуса было не только разозлить советников, но и заставить всю страну заговорить о себе. Не только как об изменнике и преступнике, но и как о реформаторе, смелом, решительном и отчаянном. Первым в истории советником, который высказался, ткнул всесильных носом в их роковые ошибки. Маниус, как вылупляющаяся из куколки бабочка, должен был превратиться из угнетателя в героя. В новую надежду Фелидии.

Конечно, он знал, что члены Совета не глупцы и без боя не отдадут своего. Но, что бы они ни придумали — опоздают. Уже опоздали, потому что пока, двигаясь изжившим себя порядком, сидят и дотошно обсуждают, как с ним поступить, а он, Маниус, действует.

Уже разлетелись во все стороны почтовые голуби, неся на выпуклой груди, скрученные в свитки приказы к действию. Его люди: верные друзья, воспитанники или просто подкупленные, тщательно отобранные и проверенные в самых сложных ситуациях — были разбросаны по всей стране и давно уже, тайно, исполняли волю Маниуса. Подтачивали, как паразиты, старый строй и выращивали в людях сомнения. Настраивали толпу повсюду: на рынках, в храмах, среди друзей, на дорогах. Понемногу, но усердно.